– Нам? – переспрашиваю я.
– Да, нам. – Слоан ласково улыбается и сует руку мне под нос, широко расставив пальцы. – И первым делом надо заняться тобой.
Я берусь за ее ладонь и встаю с асфальта.
Фрэнсиса мы оставляем лежать на дороге, а сами молча идем в его дом. Он жил один, но мы все равно, проявив осторожность, разделяемся и обыскиваем коттедж. Убедившись, что сюрпризов нет, встречаемся в гостиной.
– Здесь ты ужинала сегодня вечером? – спрашиваю я, окидывая комнату взглядом.
Она обставлена примерно так же, как и гостиница: с выцветшими картинами и старой мебелью, изрядно потертой, тем не менее крепкой и отполированной.
Слоан кивает.
– Странный интерьер для подобного типа.
– Да, мне тоже так показалось. Он немного рассказывал о семье; говорил, что они живут в этом доме уже несколько поколений. Похоже, он застрял здесь вместе с призраками чужого прошлого.
Слоан останавливается возле камина и разглядывает старый железнодорожный фонарь.
– Думаю, в подобных домах всегда немало призраков. – Она поворачивается ко мне и чуть заметно, мимоходом улыбается, а затем кивает в сторону коридора. – Пойдем. Перевяжем тебе руки.
Словно упомянутый призрак, я следую за ней по пятам. Мы заходим в ванную, Слоан предлагает мне сесть, а сама достает аптечку, распаковывает рулон бинтов и вытаскивает пластырь с антисептическим кремом. Подготовив все нужное, она пропитывает стерильный тампон спиртом и встает передо мной на колени, чтобы смыть кровь с разбитых костяшек.
– Останутся шрамы, – говорит она, промакивая самую глубокую рану, которую неприятно саднит от спирта.
– Не впервой.
Слоан на мгновение поднимает голову, бросает взгляд на мои губы и тут же отворачивается. Ее прикосновения необычайно легкие, хотя если эта женщина захочет, то сумеет причинить немало боли.
Я молча смотрю, как она берет с раковины пластырь и залепляет им порез, затем мочит другой марлевый тампон и обрабатывает соседний порез.
– Мне его оставил отец, – сообщаю я.
Слоан вопросительно смотрит на меня.
– Шрам на губе. Тот самый, на который ты постоянно пялишься.
Слоан тихонько фыркает. Лицо ей закрывают волосы, но я все равно вижу в просветах между черными прядями румянец.
– Я ведь говорила: хватит задирать нос, – хмыкает она.
– Проверяю, по-прежнему ли ты считаешь меня красавчиком.
– Я считаю, что ты чудовище, это гораздо ближе к истине.
– Какая ты жестокая. Ранишь в самое сердце, – говорю я, прижимая свободную руку к груди. Улыбаюсь, и Слоан снова прячет глаза.
Она налепляет очередной кусок пластыря, и мне не хватает духу сказать, что он все равно отвалится, когда я залезу в душ смыть усталость с натруженных плеч. Надо будет взять запасную упаковку и обновить повязку.
– Он жив? Твой отец? – спрашивает Слоан, отвлекая меня от мыслей о том, что