Борьба с кулацким саботажем
По сравнению с хорошим урожаем 1930 года, который официально оценивался в 83,5 миллиона тонн, но в реальности составлял скорее 73–77 миллионов, урожай 1931 года дал где-то от 57 до 65 миллионов тонн зерна. Это грозило сокращением хлебного экспорта, но Сталин не стал делать расчетов и продолжал метать молнии по поводу «либерализма» сельских функционеров, неспособных искоренить «кулаков» [541]. Кроме того, он поощрял ужесточение гонений на веру и разрушение церквей [542]. Тем не менее он с неохотой согласился на небольшое снижение планов по хлебозаготовкам для Поволжья, Урала, Сибири и Казахстана, в наибольшей степени пораженных засухой, не пожелав сокращать планы для Украины и даже повысив их для Северного Кавказа (эти регионы засуха в основном не затронула) [543]. 31 октября 1931 года Микоян заявил на пленуме ЦК, что накануне жатвы «мы ожидали сезона хлебозаготовок с самыми радужными надеждами» [544]. Региональные партийные боссы, получив слово, говорили правду: засуха и скверный урожай делали невозможным выполнение даже сниженных планов. Сталин, который выходил из себя, когда должностные лица ссылались на естественные причины как на оправдания, взорвался, саркастически высмеяв «дотошность», с которой один из ораторов приводил данные о плохом урожае [545]. И все же диктатор согласился провести отдельное заседание с участием делегатов пленума из хлебопроизводящих регионов, которое завершилось дополнительным снижением планов по хлебозаготовкам [546].
Хлеборобы отказывались поставлять режиму по установленным им издевательски низким ценам даже то, что им удалось собрать: в 1931 году рыночная цена центнера ржи составляла 61 рубль 53 копейки, в то время как государство платило 5 рублей 50 копеек; для пшеницы это расхождение было еще более сильным [547]. Однако сейчас агенты по хлебозаготовкам забирали даже запасы, обеспечивавшие минимальный уровень потребления. После осенней заготовительной кампании 1931 года (она продолжалась до начала 1932 года) у крестьян осталось меньше хлеба, мяса и молока, чем когда-либо с середины 1920-х годов. «Товарищ Сталин, прошу вас обратить внимание на то, как колхозники живут в колхозах, – призывал автор одного из бесчисленных писем, поднимавших тему голода. – Выступать на собраниях невозможно; если ты выступишь, тебя называют оппортунистом» [548].
Сталин был единственным заслоном на