В целом по стране было раскулачено около пяти миллионов человек – в это число входят как раскулаченные полицией и односельчанами, так и те, кто предпочел спасаться бегством; при этом не известно, сколько умерло во время депортации или вскоре после нее. Без суда и следствия было расстреляно до 30 тысяч глав домохозяйств. Оперработники ОГПУ на скорую руку создавали колонии раскулаченных, вскоре переименованные в спецпоселения; предполагалось, что они будут жить на самообеспечении, но, несмотря на лавину указов, поселения, в которых действительно имелось жилье, создавались с запозданием [450]. Ссыльным, пережившим этап в холодных и темных вагонах для скота, в которых их привезли в тайгу, пришлось проводить первую зиму в палатках или под открытым небом [451]. Они участвовали в строительстве Магнитогорского металлургического комбината, Челябинского тракторного завода и прочих витрин пятилетки. На тех же стройках пытались найти пропитание, навлекая на себя обвинения в «просачивании», самораскулаченные и крестьяне, лишенные имущества, но не сосланные [452]. Заместитель уполномоченного ОГПУ по Восточной Сибири сообщал о массовых побегах и из спецпоселений, причем в качестве причин побегов назывались «тяжелые бытовые и продовольственные условия», а также «эпидемические заболевания, высокая смертность среди детей». По его словам, в спецпоселениях царила «невозможная грязь» [453].
В то же время предполагалось, что государство поможет с проведением очередного сева – первого в условиях преобладания колхозов и совхозов [454]. Согласно пятилетнему плану, урожай в 1931 году должен был составлять 96 миллионов тонн, а в конце 1930 года объем грядущего урожая оценивался в 98,6 миллиона тонн, что было намного больше, чем самые богатые дореволюционные урожаи [455]. Однако в 1931 году за холодной весной последовала летняя засуха, и это сочетание стало фатальным ударом для казахских степей, Сибири, Урала, Поволжья и Украины [456].
Сталин получал предупреждения об отставании с подготовкой к севу и о нашествии саранчи и приказал принять меры, но, судя по всему, режим не осознавал масштабов бедствия [457]. 27 мая 1931 года Калинин писал находившемуся на отдыхе Авелю Енукидзе, секретарю ЦИКа, о небывалой погоде в Москве («Прямо жаркий юг, дожди редки и коротки»), но все же утверждал, что «по всем данным урожай должен быть хорош» [458]. Он не написал ни слова о катастрофическом сокращении поголовья тяглового скота (забитый скот не потребляет хлеба, но в то же время его нельзя использовать для пахоты) [459]. Особенно тяжелая ситуация сложилась в Казахской АССР (входившей в состав РСФСР), где режим с целью преодоления