В Москве 3 июля 1929 года начал работу 10-й расширенный пленум Коминтерна с участием 72 делегатов, половина из которых имела решающий голос. Генеральный секретарь Коминтерна финн Отто Куусинен отметил, что «исход следующей войны и следующей гражданской войны решат заводы», тем самым призывая оказать сплоченную поддержку советской индустриализации [101]. Сталин добавил в тезисы следующий фрагмент: «Исполком Коминтерна предлагает обратить особое внимание на усиление борьбы с „левым“ крылом социал-демократии, которое препятствует распаду социал-демократии, распространяя иллюзии об оппозиции этого крыла к политике руководства социал-демократии, но в действительности решительно поддерживает социал-фашизм» [102]. Бухарин, формально остававшийся председателем Исполкома Коминтерна, даже не участвовал в заседаниях, а в последний день работы пленума (19 июля) на его место был назначен Молотов [103]. В частной беседе Клара Цеткин, известная немецкая коммунистка, говорила товарищу из Швейцарии, что «Коминтерн превратился из живого политического органа в мертвый механизм, который только и способен, что, с одной стороны, глотать приказы на русском, а с другой – отрыгивать их на других языках». Однако публично она все так же поддерживала дело революции своим авторитетом, держа язык за зубами [104].
Другие зарубежные коммунисты одобряли новый воинственный курс, на который свернула советская партия при Сталине. Клемент Готвальд, отвечая на утверждения о том, что Коммунистическая партия Чехословакии находится под каблуком у Москвы, бахвалился в Национальном собрании своей страны: «Мы ездим в Москву, чтобы узнать у русских большевиков, как свернуть вам шеи. (Возмущенные выкрики) А вам известно, что русские большевики – мастера в этом деле! (Сильный шум)» [105].
Передовая техника. Аресты
Ворошилов в частном письме (08.06.1929) Орджоникидзе, который находился на лечении, сообщал о своей стычке с Бухариным на заседании Политбюро. «…я потерял самообладание