Сталин усердно обхаживал русского писателя Максима Горького, призывая его насовсем вернуться из Италии, и в 1929 году – втором году подряд – тот посетил СССР. «Слыхала, как будто Горький поехал в Сочи, – писала Сталину его жена Надя 28 августа, – наверное, побывает у тебя, жаль, что без меня» [133]. Проехав вниз по Волге, Горький прибыл в Тифлис, а затем, судя по всему, и в Сочи, но вскоре у него начались кровохарканья и он тут же прервал свою поездку [134]. В это время Надя сдавала в Москве экзамены в Промышленную академию. «Целую тебя крепко, крепко, как ты меня поцеловал на прощанье», – писала она мужу в письме от 28 августа, доставленном авиапочтой. Тот на следующий день писал, что «успел уже принять две ванны. Думаю принять ванн 10». 1 сентября он писал, что, судя по всему, «был близок к воспалению легких» и что у него никак не проходит кашель. «Как только выкроишь себе 6–7 дней свободных, катись прямо в Сочи. Как дела с экзаменом? Целую мою Татьку» [135].
На следующий день Надя писала о повседневной жизни в столице: «…нужно сказать, что настроение в отношении питания среднее и у слушателей, и у педагогов, всех одолевают „хвостики“». И добавляла, зная мужа: «Не сердись, что так подробно» [136]. Ей хватило отваги и для того, чтобы вступиться за члена редколлегии «Правды», председателя тамошней партийной ячейки Ковалева, который допустил промах, без согласования с ЦК напечатав острую статью о необходимости критики. Однако Ковалев получил «добро» на публикацию от руководства «Правды». «…уж очень обидно за такого хорошего товарища и работника», – писала Надя Сталину, дав понять, что знает о запланированном разбирательстве по этому делу на заседании Политбюро. (Кроме того, она писала: «…пришли мне, если можешь, руб. 50… а сейчас я сижу без копейки». Сталин выслал ей 120 рублей.) Он согласился с ее мнением о том, что из Ковалева делают козла отпущения («думаю, что ты права»), и тем же вечером послал Молотову телеграмму, в которой просил повременить с решением по данному вопросу.