Однажды, еще в лагере, я дома зачла вслух заметку из газеты “Пасифик ситизен”, которую издает Японо-американская гражданская лига. Там говорилось о докторе-иссее из свободной части Аризоны, которого приговорили к тюремному заключению за то, что сделал аборт женщине-хакудзинке. “Ну и ну”, – осуждающе произнесла мама, и больше, чем слово “аборт”, ее возмутили слова “тюремное заключение”. Было ясно, что раз уж ты сделал аборт, то не говоришь об этом и уж точно не должен быть уличен.
И как, ввиду этого, я заикнулась бы об аборте?
Розин чемодан я спрятала в бельевой шкаф, чтобы родители сразу на него не наткнулись. Им и без того досталось, зачем лишний раз напоминать, что сестры больше нет.
– Мы еще не договорились о похоронах, – сказала мама перед уходом.
– Я возьму это на себя, – вызвалась я, и ее нахмуренное лицо сразу разгладилось. – На какой день назначить? На выходные?
– Чем раньше, тем лучше.
– Ты имеешь в виду, можно даже и завтра?
Мама взглянула на папу, не за советом, а чтобы проверить его душевное состояние.
– Завтра было бы хорошо…
– Если только мы не найдем сигото, – встрял папа.
Мы с мамой знали, как нелегко будет двум пожилым японским переселенцам найти приличную работу, особенно такую, которая не связана с готовкой или уборкой.
– Ну, мы пошли, иттекимасу, – сказала мама, как делала каждый раз, когда выходила из дома; это было так обычно, так буднично. Японская фраза ложилась на мою шею, как теплая мазь. Папа, напротив, только кивнул, будто я просто знакомая, с которой он столкнулся на улице.
Я только успела наскоро ополоснуться в душе под коричневатой водой и надеть платье из хлопка, как раздался стук в дверь.
– Кто там? – спросила я, застегивая последнюю пуговицу у ложбинки на шее.
– Харриет Сайто. Я живу на втором этаже. – Голос звучал бодро и твердо, напомнив мне мою учительницу из начальной школы.
Я открыла дверь. Харриет оказалась нисейкой, как я, среднего роста, с высоко уложенными темно-каштановыми завитками. Мне стало стыдно за свои кошмарные бигуди. Нужно спросить, кто ей делал прическу.
– Я работаю с мистером Тамурой в Агентстве по переселенцам.
Она протянула мне термос и крафтовый пакет с чем-то.
– Я подумала, что вам пригодится съестное.
С благодарностью все приняв, я пригласила ее войти. В термосе был горячий кофе, а в пакете – газетка “Пасифик ситизен”, буханка хлеба и клубничный джем. Я узнала банку: она была такой же, как та, которую Роза использовала