Схенцы Охотников не шибко жаловали. Имелся у местных к народцу скрытому подход деловой. Редкие фейри совали свой нос в дела людские по причине «божественной лени». А коль вдруг помогали, или куда чаще, пакостили, то это уж когда люди сами вставали у них на пути. Кумекали схенцы, дескать, изловчился ты посадить зад свой голый в крапиву – сам и дурак! Почему зря ее губить? Щи-то с нее ого-ого наварить можно! Перчатки прихватить памятуй. Да и на ошибках чужих учиться стоит. Век тому назад на острове Клард истребили всех волков. Жрут, окаянные, скот, зверье промысловое да и заплутавшими в лесу грибниками, эх, закусить не дураки! И что с того вышло? Расплодились кабаны да зайцы, пожрали урожай, испоганили поля. Зиму народ сидел впроголодь, прирезали больше половины скота, кормить-то нечем, а далее и хворь прокатила. Фейри, может, и не волки. Да только Макошь ведает, что за чем последует. Переведешь народец скрытый, и что с миром сделается? То-то!
В воздухе висела сумрачная мокрядь. Солнце хоть и мелькало скупо, где-то там, за вязкими хмурыми тучами, ветром нагнанные с моря, но толку? Верно щепа догорает, ни тебе тепла, ни света. Пара недель, и вся Пустошь Орлиного Озера окрасится под стать небу в неприметный мышастый цвет. Но доколе пестрят леса с холмами яркими красками – упивайся ими, вбирай в себя. Ступит Морана,18 ведя за собой зиму. А та и рада отбелить все подчистую: леса, пустоши, дома и незахороненные кости тех, кто сию пору не пережил.
Мирно ехала травница меж огороженных пастбищ и поросших высокими деревьями рощ, где на самых верхушках тиса скакали проказливые белки, суетливо пополняя закрома припасами, и щебеча порхали хохлатые синицы. Веяло от корзины со странным бельем березовым мелом. Запах чистоты. Смыло мыло грязь. Смыло мыло и Пылину суть. Чужие натруженные руки, того не ведая, стирали ее секреты. Утекали те с мутной, пенной водой, лопались радужными пузырями. Некогда тайны девушки смывались не столь легко. Они требовали пролитой крови. Отозвалась тупая боль в ребрах. Спохватилась Пыля, что прижимает ладонь к груди. Медленно и глубоко задышала. Промозглый воздух горчил на языке, отдавался в висках стук сердца. Удар за ударом. Удар. Мир в сполохах алой боли. Нет, то было давно! Настолько давно, что и не с ней.
Твердо мотнула