– Я конечно понимаю, – тем же, едва ли не покровительственным тоном продолжал Шустрый.– В жизни может всякое случиться или, к примеру, тоска по родине заест, по местам детства там, юности. Но ради этого бросать столицу? Москву, на которой все завязано, где можно такие бабки делать, что тут никому и не снилось. Да, кстати, – Корзун не на минуту не забывал о том, ради чего он живет на земле, – ты там, в Москве, может, имеешь какие-то связи в коммерческих кругах?
Павел с иронией развел руками.
– Да, жаль. Столько лет и в пустую, – Корзун недоверчиво скосил на Павла глаза, – с Москвой завязать было бы очень даже полезно. Здесь у нас для делового человека простор не тот. Там все. Там главное. Только подобраться все как-то не досуг. Ну ты понимаешь, – красиво усмехнулся он толстыми губами.
«А может ты просто рылом не вышел?» – подумал Павел, но в слух сказал:
– Ну, Миша, какие твои годы. Умный человек везде себе дорогу пробьет.
Корзун по-своему воспринял его слова:
– Да пора уже.
Делано скучающим видом он осмотрелся вокруг, словно хотел сказать: «Как же мне все это надоело». Потом повернулся к Павлу и тот прочел в его глазах немой вопрос: «Ну а от меня–то ты что хочешь?».
В это время они проходили мимо убогой старушки, понуро стоящей с протянутой рукой и так резко контрастирующей со всей этой торжественной и праздничной из стекла, бетона и метала обстановкой вокруг, и выглядящей чуждо и даже враждебно каждодневному празднику жизни в котором казалось нет и не может быть места подобному убожеству.
Но все же оно было, стояло и молча протестовало против того, что оказалось за обочиной набиравшей обороты новой жизни. Против того, что оказалось подобно комку грязи, которую брезгливо стряхивают с шикарной обуви входящие в казино осенним дождливым вечером современные господа России.
Павел сунул руку в карман и нащупав монету, вынул ее. Оказался рубль. Положил его в старую сухонькую ладошку которая, протрудившись всю свою жизнь, получила за свои труды только возможность выставлять себя на всеобщий позор, потому, что другим способом уже не может прокормить свою хозяйку, которой почему-то все еще хочется жить.
Корзун же проходя мимо старушки, чуть не с раздражением отвернул в сторону свою самодовольную голову.
– Неплохо ты все же живешь Павел, – отреагировал он, спустя несколько шагов, на рубль. – А вот я не подаю принципиально. Кто у нас сейчас бедный и нищий? Нет, ты мне скажи. Да тот, кто не хочет мозгами шевелить, что бы работать и зарабатывать. А все почему? Потому что привыкли при Советах дурака валять – работать кое-как, пьянствовать. Потому что знали, профсоюз не бросит, выручит. Коммунистам важно было всему миру показать, что нищих и голодных у нас нет. Вот и тратили государственные средства на всю эту шваль. Один работает – семеро пьют. А зарплату всем поровну.
«Ты–то