– Наумко ты? Чего прячешься?
Среди густых ветвей высоких деревьев эхом пролетел голос филина. Но вот уханье птицы послышалось совсем рядом. Зашелестела листва на соседнем дереве. Прошка всмотрелся в темноту в надежде разглядеть хоть что-нибудь.
– У-ху! у-ху! – закричал филин. Он огромной тенью устроился в спутанных ветвях, пристально следя за мальчиком.
В воздухе висел запах древесной гнильцы и ночной сырости. Рядом шевелилась тайна, она ходила вокруг мальчика кругами. А тот, хоть и опасности ночного леса пугали его немного, съёжился, нахохлился, но сдаваться не собирался! Раз уж собрались они с дружком бежать в края дальние, так чего отступать.
– И где этот Наумко запропастился, – стучало в висках, – обещал же. Видать не смог незаметно скрыться. Эх!
О возвращении домой нечего было и думать. Тихонько пробраться в избу уже не получится, маманька сразу всполошится. Она думает, что он давно спит с младшими братьями, а отец ещё и трёпку в придачу устроит. И мальчик, решив ещё немного подождать, устроился под разлапистой елью и, пригревшись, задремал.
Ему снилась огромная птица со здоровенным размахом крыльев. Пестрые перья у неё лежали перышко к перышку. Когти как кинжалы у турков. Глаза огромные. И взгляд такой, так и кажется – не лезь, прибью! Филин ехидно произносил только два слова «уху» да «угу», но столькими разными интонациями, что вполне можно было понять, что хотел сказать: «Домой иди! Мал ещё!» А если слов ему не хватало, то начинал устрашающе щелкать клювом. Прохор хотел возразить, что уже почти взрослый, одиннадцать стукнуло на днях, но не смог и рта раскрыть, глядя на грозную птицу.
Постепенно кромешная темнота ночи стала бледнеть, пропуская сквозь скудный просвет ветвей брезжащие блики утренних сумерек. И тут Прошка услышал какие-то всхлипы.
– Кто это там? – прошептал он тихо.
Осторожно на четвереньках выбрался из-под ветвей, встал на ноги, быстрыми движениями отряхнул одежду от налипших хвоинок и земли, огляделся.
– Кто это там? – повторил чуть громче.
Серая тень выползла из-за кустов и замерла на месте. Пока она была неподвижна, её трудно было заметить.
– Свят-свят-свят… – забормотал, крестясь, Прошка, ему стало не по себе.
Однако уже вскоре стало ясно, что это соседская девчонка Анютка сама трясётся от страха и утренней прохлады. Её отец умер, когда она была совсем крошкой, а мать вскоре вышла замуж за другого и родила ему сына. Ни отчим, ни мать, мягко говоря, девочку не любили и находили удовольствие без конца шпынять её по каждому пустяку. А вчера девчушка разбила крынку с молоком и до того испугалась, что сбежала еще с вечера и просидела здесь в лесу всю ночь, плача, дрожа от темноты и страха, что ее теперь прибьют. Всё это Анютка выложила на одном