Возвращаясь, Игорь несёт поднос с инструментами. «Слушай, – говорит, – передай Татьяне: её мать в холодильнике №4 начала разлагаться громче обычного. Пусть сменит дезодорант».
Уходя, замечаю на полу зуб. Игорь пинком отправляет его в сливное отверстие: «Не волнуйся. Он молочный».
На проходной Ольга Борисовна жуёт бутерброд с сыром, смотря на мои запачканные сапоги: «Ну что, научилась отличать селезёнку от совести?»
11.
Лиза стоит у кровати пожилой женщины Марфы Петровны, которая уже много месяцев страдает от неизлечимой болезни. Я держу в руке шприц с препаратом, который должен прекратить страдания пациентки. Её лицо спокойно, но в глазах – глубокая внутренняя борьба, медленно ввожу препарат, а Лиза садится рядом, ожидая, когда он подействует. Марфа Петровна слабо открывает глаза.
Марфа Петровна слабым голосом, – Лиза… что это? Я чувствую… так легко…
Лиза тихо говорит, – это конец ваших страданий, Марфа Петровна. Вы больше не будете мучиться.
Марфа Петровна смотрит на неё с удивлением, но без страха, – ты… ты сделала это сама? Зачем?
Лиза смотрит в сторону, затем прямо в глаза, – потому что я не могла больше смотреть, как вы страдаете. Каждый день, каждую минуту… Вы кричали во сне, плакали, просили о смерти. Кто – то должен был взять на себя этот грех.
Марфа Петровна слабо улыбается, – грех… Ты думаешь, это грех?
Лиза сжимает руки, – а разве нет? Я взяла на себя право решать, когда вам уйти. Кто я такая, чтобы играть роль Бога?
– Ты не Бог, Лиза. Ты просто человек… который пожалел другого человека.
У Лизы начинает дрожать голос, – Но разве это оправдание? Разве можно убивать из жалости?
– Жалость… это ведь не всегда слабость. Иногда это сила. Ты дала мне то, чего я сама не могла попросить.
Лиза начинает плакать, – но что, если я ошиблась? Что, если это неправильно?
Марфа Петровна слабо протягивает руку, – ты сделала это не из зла, Лиза. Ты сделала это из любви. Разве это не главное?
Лиза взяла её руку, – любовь… Но разве любовь может быть такой?
Марфа Петровна медленно начинает закрывать глаза, – Любовь бывает разной… Иногда она жестока, иногда милосердна. Ты выбрала милосердие.
– Простите меня…
– Не проси прощения… Благодарю тебя…
Когда Петровна ушла в мир иной, я спросила Лизу, зачем она устраивает душу раздирательные сценки. С легкостью вытирая слезы, она равнодушна ответила, – ну, надо же исповедаться и попросить прощения. Очистить совесть. А теперь поедем ко мне, курнем травки, посплетничаем.
Дым висел в квартире Лизы плотнее, чем запах формалина в морге понедельника. Мы с ней валялись на полу, обложившись подушками с надписями «Я люблю СПИД», подарок коллег на день рождения,