Хардкор. Миша Бастер

вплоть до так называемой «официальной революции» 91-го года. Даже когда выдали дубинки и сформировали спецотдел для борьбы с рокерами. Я тогда тусовался с экс-волосатым Шульцем и его товарищами, которые открыли автосервис и сели на мотоциклы. МХАТ в девяностых начал распадаться на отдельные группы с общим сбором в «Луже». Когда произошел окончательный переход от рокерства к байкерству и формирование клуба «Ночные волки», я постоянно перемещался между Питером и Москвой, постепенно все чаще задерживаясь дома. Здесь активно развивалась тема с военной атрибутикой, которая меня достаточно увлекла, и увлекает по сей день. Косухи шить стало неинтересно, так как атрибут молодежного бунта утратил свой утилитарный смысл вместе с событиями, к которым имел отношение. И так я постепенно осел в Питере вплоть до начала двадцать первого века, пока не появился ты и не перебаламутил всю среду вокруг себя… Тогда же стали реанимироваться старые неформальные контакты вместе с идеей собрать все эти истории вместе, что до сих пор пока не удавалось.

      М. Б. Ну, мой внутренний голос вещает, что обольщаться особливо не надо… А что ты хотел бы сказать на тему социальных перемен, начавшихся в восьмидесятых и закончившихся расстрелом Белого дома?

      Ж. М. Крушение совка меня как-то не расстроило и не порадовало, потому что на самом деле разрушилось не то, против чего бунтовала молодежь. Поначалу была такая иллюзия, но она постепенно улетучивалась; на смену старой простоватой системе контроля пришла более витиеватая система уравнения. Просто неформалы столкнулись с беспрецедентным хаосом дележа советского материального и культурного наследия и были несколько дезориентированы отсутствием противостояния. На самом деле жлобы остались жлобами, гопники – гопниками, а маргиналы – маргиналами. Даже отмена пресловутой системы прописок сменилась на хаос миграций, которые сравнивают с поребриками местные субкультуры. И не мудрено, что люди, которые в подобной ситуации стараются сохранить лицо, остаются за рамками общества. Зарываются в собственных психоделических глюках, либо забываются в алкоголе и наркотиках. Здесь, кстати, можно отметить феномен популярности научной и не очень фантастики в семидесятые и девяностые, потому как описываемая там действительность никак не похожа на происходящее вокруг.

      М. Б. То же самое можно сказать про периодические расцветы романтизма в виде дамских романов и недвусмысленный термин «новой романтики» в Европе и Америке восьмидесятых.

      Ж. М. Я, если честно, не знаю – у кого-то дома в районе холодильника и кухонной плиты, возможно, и случилась революция, но… Пафос такого термина со стороны официоза здесь просто неуместен, так как вся советская номенклатура осталась у власти, а тысячи трупов в результате бандитского передела вряд ли можно сравнивать с другими революциями, даже 1917 года.

      Урелам, которым заявили, что они могут теперь делать все, что они хотят, дали пограбить друг друга,