А, открыв сундук, удостоверился в своих подозрениях. И суетливо засобирался.
Из города Улиан выбрался через подземный ход. Навершие на поясе сквозь ткань обжигало кожу. Металлические переплетения завораживали взор и вели прочь из Мирсула. Он шел и верил, что неспроста. Чего-то же должна была стоить его никчемная, неудавшаяся жизнь? И гордое звание последнего эльфа павшей империи.
Для чего-то же он должен был жить четвертую сотню лет? Чтобы увидеть однажды светящуюся безделушку и сорваться с места, как сбрендивший юнец? Да.
Все, что он знал раньше, все, во что верил, покрылось пеплом. Из пепла возник новый мир. И лишь ему одному не хватило в нем места. Но только он один знал правду.
– Двери Мирсула закрыты, – совсем рядом, на лесной тропе, послышался шепот. – Ты же знаешь, они не пускают чужаков.
– Новый лорд изменил указ. Стоит нам пересечь горы, мы сможем попасть туда!
Улиан проводил взглядом случайных путников. Тропу, ведущую в город, охранял патруль Мирсула, Улиан предпочитал не попадаться на глаза и поспешил укрыться в зарослях.
Так, он прошагал по лесу до сумерек. Таинственный свет навершия вел его сквозь разбросанные осколки прежнего мира: воспоминания четырехвековой давности вдруг принялись выстраиваться перед глазами. Серебристый металл то вспыхивал, то гас, но к ночи свечение пропало вовсе. Значит, здесь.
– Пришли, – Улиан пробормотал и осмотрелся. Мгла окутывала деревья и рисовала причудливые тени на озябшей земле. – Тени?
Он прислушался. Уютный треск бревен нарушал тишину, и ему вторило тихое пение. Куда же он забрел?
– Ох, и стар же я стал для этого… – пробормотал он и поднял голову. Впереди рос деревянный частокол, а за ним, словно под куполом, теплилась жизнь.
– Купол… пресвятое пламя Ульбраха, это он!
Он прибавил шаг и, уже с трудом переставляя ноги, стал приближаться к ограде. Голоса становились громче. Улиан поплелся вдоль частокола, но вдруг замер. Неведомая сила заставила его приблизиться, и сквозь тонкие щели между прутьями он увидел женщин.
Целое племя – не меньше сотни человек – собралось возле костра. Они танцевали и, вскинув руки к небу, что-то напевали. Вокруг стояли шатры. Тряпичные, изредка покрытые шкурами, вряд ли они приносили тепло их обитательницам. Да и лес кишел опасностями. Но улыбки на лицах женщин говорили о счастье.
Навершие вдруг обожгло кожу, и он встрепенулся. Это не его мир, не его радость и даже не сон. Он лишь скрытый наблюдатель, и вряд ли его роль еще что-то значит.
Что ж, зато на месте Раскола теперь теплилась жизнь. Кто знает, возможно,