Из трубы уютно поднимался дым, пахло чем-то вкусным.
– Прям картинка из сказок про Пряничный домик, только на русский лад! – восхитилась Наташа.
– А? Чего? – Глафира, торопясь, недослышала ее. – И то верно, матушка моя сказок знает – у, пропасть!
На порог со смехом выбежали две девчонки: одной было на вид лет десять, другая – помладше. Они радостно бросились к Глафире:
– Мама, мама! Мы и не ждали тебе сегодня! Бабушка говорила, что ты будешь не скоро!
– Милые мои! – Глафира радостно обнимала девчонок, целовала в простоволосые – и аккуратно заплетенные – головки.
Наташа увидела женщину в черной одежде, которая вышла из дома и удивленно поглядывала на Наташу и Глафиру. Невольно чуть поклонилась и сказала:
– Добрый вечер!
– Матушка! Здравствуй! Это Наталья, странница, сейчас все тебе расскажем, – заторопилась все объяснить Глафира, отпуская дочек и обнимая мать.
Прасковье на вид было лет шестьдесят: стройная, седая – на ней не было платка, а только какая-то узкая повязка, и по виду – женщина строгая. Держалась с большим достоинством, если не сказать – величием. И правда, не простая крестьянка. На ней было что-то вроде рясы и кожаного передника. На груди висело украшение на кожаной цепочке из каких-то непонятным магических букв и символов. Ведьма ведьмой, одним словом… На Наташу она смотрела странно: и приветливо, и хмуро одновременно. Только и сказала:
– Пойдёмте в дом, там все и расскажете. Анька, Танька, – в избу!
Большой стол в красном углу избы встретил их ватрушками с земляникой и жарким теплом от печи, где, видно, весь день что-то варилось и пеклось. Пока Глафира рассказывала про их приключение, Наташа оглядывалась по сторонам. Именно так она представляла себе дом ведьмы: сухие пучки растений висели во всех углах и даже свисали с потолка; какие-то закопченные горшки разных форм и размеров, небось, с таинственными снадобьями, стояли на полках вдоль стен. Даже кот имелся, правда, не черный, но с черными полосками, спал себе на припечке, млея в печном тепле.
– А Натальюшка все молчит, – голос Прасковьи был глубокий и завораживающий. – Может, ты голодна, не ватрушек бы тебе, а щец да каши?
– Нет, спасибо большое, – Наташа смущённо потупилась. – Вопросы у меня к вам, Прасковья, важные есть. Совсем я запуталась, не понимаю, что творится, и тем более не понимаю, куда я попала. Можно спросить?
– Глафира, сходи с девчонками посиди у кострища, его надобно разжечь, традиция у меня такая: в это время нужен огонь во дворе, – отослала Прасковья дочь с внучками.
Те без единого слова вышли. Прасковья молча смотрела на Наташу, и та почувствовала себя словно школьницей перед директрисой. Пересилила себя:
– Вы, Прасковья, Глаша говорит, знахарка, – начала Наташа. – Ведунья.