– Вы не можете знать, что мне пришлось вытерпеть! Вы ничего не знаете о моей жизни!
– Вы правы. Но я знаю, каково это, когда у тебя болит душа. Именно это с вами и происходит, верно? Я знаю, каково это.
Повисла тяжелая тишина. Я подняла голову. Он знает… Но что именно ему довелось пережить? Душевные муки? Страдания? Выражение его лица переменилось. Теперь он выглядел очень печальным. Он медленно провел рукой по поросшему золотистой щетиной подбородку. Я удивилась, осознав, что не могу отвести взгляд от его рук. Большие, обветренные, исцарапанные – то были руки человека, привыкшего к тяжелой работе. Эти руки умели быть жестокими, безжалостными, я в этом не сомневалась, и все же их прикосновения к моей коже были такими… нежными!
Все в этом человеке наводило на мысль о спокойной силе, и в то же самое время в нем ощущалась едва сдерживаемая ярость, грозившая вспыхнуть от малейшей искры. Каков он на самом деле? Временами холоден как лед, а в иные моменты обезоруживающе ласков – совсем как сейчас… О нем мне было известно лишь одно – он контрабандист, а значит, в сущности, не тот, на кого можно полагаться. Но если не брать во внимание внушительный рост, в нем не было ничего такого, что наводило бы страх и что ожидаешь увидеть в разбойнике. Терять мне было нечего, поэтому я слепо доверила ему свою жизнь. И до сих пор об этом не пожалела.
– Вы едете с нами в Гленко. С вашими ранами до Ирландии вы все равно не доберетесь.
Я промолчала, поскольку и сама уже пришла к тому же выводу.
– А ваша долина далеко отсюда? – спросила я, приподнимаясь и прислоняясь спиной к дереву.
Лиам посмотрел на меня, потом обнял руками колени и уперся в них подбородком.
– Придется проехать еще несколько километров.
Затем он украдкой посмотрел на меня и спросил:
– Вы ведь никогда раньше не бывали в Хайленде?
– Не бывала.
– Там все по-другому, не так, как в городе. Жизнь течет неспешно, никто никуда не торопится, не толкает друг друга в спину… Нет этой дикой борьбы за кусок собственного пространства. Нет мучительной потребности в глотке свежего воздуха… Впрочем, вы ведь жили в поместье, на природе, а не в городе. В Карнохе у нас поместий нет вообще.
– Карнох – это ваша деревня?
– Да, – ответил он, и взгляд его устремился к умирающим углям костра.
– Она большая?
Он помедлил с ответом.
– Нет.
– А есть другие по соседству?
– Нет.
– Там живет ваша семья?
Его лицо омрачилось. Странное дело, но мне показалось, что я случайно угодила в один из тех темных закоулков, о которых он упоминал, а это означало, что лучше остановиться «на пороге».
– Сестра Сара и брат Колин – вот и вся моя семья, если, конечно, не считать нескольких дядь, теть и двоюродных братьев и сестер.
Он откупорил флягу и уже поднес ее к губам, но передумал и протянул флягу мне.
– Спасибо, но если я выпью еще глоток, то точно засну.
Я смотрела, как он пьет. Остро пахнущая