Ему это вовсе не возбранялось. Конечно, это было не так часто, но не часто только потому, что разбогатевший крестьянин просто выкупался на волю, причем, обычно за баснословные деньги. Если цена обычного крестьянина составляла от 50 до полутораста рублей, то цена на таких «крутых» крепостных заводчиков доходила до нескольких тысяч, до ходя до суммы, сопоставимой со стоимостью средних размеров деревни. И то сказать, какой смысл помещику терять предприимчивого крестьянина, с которого можно получать огромный оброк. Да и цену в данном случае помещик мог заламывать любую, поскольку у покупателя, а правильнее сказать – у самовыкупателя, выбор кого выкупать был отнюдь не велик: себя и еще семью. Сидор разбогател поставкой казенного железа в Москву. Татищеву он обещал выплатить стоимость завода за десять лет, при этом выплачивая в казну положенный десятипроцентный налог, если только Василий Никитич поможет ему вместе с заводом получить и приписанных к нему крестьян. Тот согласился, но с условием, что новый заводчик будет платить подати не только за упомянутых в последней ревизской сказке приписных, но и с «новоприблых крестьян». Поскольку такие «пришлые» составляли весьма значительную часть перспективных работников, Белопашцеву это условие категорически не понравилось. По его словам, у Демидовых «ныне слобод и иные сборы разве вдесятеро умножились, и от того есть ему, кроме промыслу, прибыток великий: мне же без поравнения с ним сих пунктов обещать невозможно, ибо от того могу разориться». Татищев с ним согласился и составил для коллегии (читай – для министерства) специальные доношение и уговор, в котором убеждал столичную администрацию, что от отдачи вместе с заводом приписных крестьян в выигрыше будут все, и государство, и заводчик, и даже крестьяне. Государство потому, что избавится от головной боли собирания мелких податей с сотен крестьян и будет получать одну крупную от предпринимателя. Заводчик – потому, что получит необходимую рабочую силу, к тому же уже знакомую с работой на данном заводе. Наконец, крестьяне потому, что тут они «без тягости зарабатывать могут», то есть теперь, на частное лицо, они не будут работать «без платы и зачота», как это было до того. Однако бумаги так и не дошли до столицы. Они исчезли почти в самом начале пути, когда посланники проезжали через демидовские территории. Демидовым вовсе не нужен был под боком мощный конкурент.
Акинфий и Никита Демидовы были явным диумвиратом. Представить себе одного без другого было просто невозможно. Хотя виделись они друг с другом редко. Отец большую часть времени проводил на тульских заводах, сын же почти безвылазно сидел в столице семейной империи – Невьянске. Но почти любой вопрос, хоть и на расстоянии, но решался ими сообща. Сын безукоризненно слушался отцовых советов и приказов. Отец же, как только у сына возникали проблемы, сразу спешил на помощь, напрягая все свои столичные
