– А как ты собираешься это сделать? Мы сейчас не во Франции.
– Есть у меня тут один парнишка знакомый. Он группу собирает, в Лион, на вербовочный пункт. Вот, у меня где-то даже бумажка была, какие там требования, сейчас найду, – Адам принялся рыться в карманах джинсов, – смотри, видишь, возраст – до сорока лет, три километра пробежать надо за двенадцать минут, тесты на коэффициент интеллекта, еще тут что-то. Хочешь, давай с нами, нас уже пять человек собралось, я тебя с кем надо в Варшаве познакомлю, тебе понравится. Вместе потом служить будем. Эх, жизнь начнется, это тебе не здесь, в богом забытой деревне сидеть.
– Спасибо, я подумаю. Но вряд ли, у меня и документы-то временные.
– Подумаешь, паспорт, не проблема, сейчас что хочешь нарисуют, только захоти.
– Ладно, посмотрим.
Эту ночь Берцик провел неспокойно, Разговоры о наемничьей службе натолкнули его на странную, бередящую душу мысль. Вдруг, это было уже в его жизни? Может, он был преступником или убийцей, там, в его прошлом таится от него самого нечто ужасное, такое, с чем нельзя мириться, жить. Память потому и не возвращается, чтобы не дать ему вспомнить страшное, что сделал он сам когда-то. Может, беспамятство – это благо для него, такая защита, посланная богом? Сейчас он живет и считает себя обычным человеком, а там, в прошлом, он мог быть чудовищем. Как он оказался у той реки, почему? Может быть, он просто сам не выдержал той жизни, которой жил тогда, и решил все оборвать в один миг? Почему нет? Такое вполне могло быть. Ведь пробовал же он то же самое в Афганистане! Только и тогда не получилось почему-то, удалось спастись. И теперь судьба дает ему второй шанс начать все с белого листа. И тот вот сюжет, что сняли Анджей с Беатой. Почему никто не откликнулся, не узнал его? Программа прошла по всей Польше, но никакого результата не принесла. Если он киллером был или преступником, наверняка ото всех прятался, не светился. Вот его никто и не запомнил.
Эти разлагающие все его естество сомнения плотно обосновались внутри и тоже стали изводить, мучить, лишать покоя. Как не старался он избавиться от них, но они не уходили, давили на него. Никак не мог он разобраться сам, в чем прав, а где ошибается. Чего ему от себя ждать и какого прошлого бояться. Однажды он поделился ими с Дитой, когда они опять встретились в том небольшом ресторане, что и в первый раз. Она стала утешать его, объясняя, что так часто бывает при биографической амнезии, когда больным кажется, что память скрывает от них нечто ужасное. Это нормально, и он должен стараться по мере возможности не обращать внимания, прогонять от себя все темное, что пытается завладеть его душой.
Но Берцик не особенно поверил, сочтя ее слова только попыткой утешить его, ободрить. Сам уже почти уверен был, что знает, чувствует, что он прав, нащупал в себе ту самую суть, которая столь долго ускользала от него. Одновременно он подумал о том, что ему следует ограничить свое общение с Дитой, да и с другими знакомыми тоже,