Однажды психолог протянула ему плотный лист картона и мягкие карандаши, попросив нарисовать что-нибудь. Сначала он с недоумением воззрился на нее. Но она спокойно улыбалась его взгляду. Потом провел первую линию. Затем вторую, третью, десятую. Через полчаса с картонки на них смотрела еще одна Дита. Настоящая же захлопала в ладоши:
– Я так и знала. Все тесты свидетельствовали, что ты должен уметь рисовать. Я не ошиблась! Можно я возьму это себе?
Сделанное открытие вызвало недоумение у него самого. Рисует, значит. И что? Кем же он был? Художником? Или певцом? Непонятно ничего. И скорее всего, не очень нужно в той жизни, что его ожидает.
Еще они выяснили, что Берцик умеет водить машину. Но это знание оказалось и вовсе бесполезным, потому что получить права сейчас, в таком его сумрачном состоянии – нечего даже и думать. Это тоже объяснила ему Дита.
Следующие программы тестов были направлены на выявление его интеллектуальных знаний. Сразу стало понятным, что у него есть познания в области технических наук. Но на каком-то этапе все застопорилось, и сколько они не бились, так и не смогли докопаться, какова конкретная природа этих знаний. Дита объяснила ему, что это может означать, что знания его очень специфичны, касаются какой-то весьма узкой области. Или опять дает знать себя его амнезия. Именно тут может проходить граница того, что он не может вспомнить.
Бок о бок они проработали неделю, встречаясь каждый день и проводя достаточно времени вместе. Берцику нравилась эта женщина. Была в ней какая-то основательность и чисто женская доброта, не та, которая положена по профессии, а врожденная, естественная и неподдельная. Но и, конечно, не оставался он равнодушным к ее светлым легким волосам и мягкой постепенной улыбке.
Дита тоже, по всему видно было, увлеклась своим необычным пациентом. Не каждый день приходилось ей работать с теми, кто почти ничего не знал о себе, и скрупулезно, шаг за шагом, вытаскивать из самых глубин памяти информацию, скрытую от них самих. Она тоже эту неделю жила его жизнью, волнуясь и сопереживая вместе с ним.
В пятницу, когда они в очередной раз встретились в клинике, немного смущаясь и чувствуя себя не совсем ловко, Дита предложила ему в субботу совершить небольшую прогулку, объясняя это тем, что ей хочется показать ему еще раз Варшаву, может, все-таки он что-нибудь узнает там, знакомое для себя. И Берцик, конечно, согласился.
Крошечный красный Фольцваген Диты ждал его утром в субботу у ворот больницы. Они проехали по пустынным, из-за раннего часа выходного дня, улицам Варшавы, прокатились по набережной, по мосту через Вислу перебрались на левый берег в Старый город.
Это была совсем другая река, чем та, возле которой он не так давно опять начал жить. Широкая, спокойная, гладкая как зеркало. В ней вверх ногами отражались старинные затейливые постройки