Мы застыли в этом молчаливом контакте. Я смотрел в её глаза, пытаясь прочесть ответы на тысячу вопросов. Она же изучала меня, пытаясь разгадать какую-то, понятную только ей, загадку.
Визг – то ли ночной птицы, то ли несмазанной петли – нарушил тишину. Девушка вздрогнула, будто пробудившись от транса. Её рука, секунду назад тёплая и успокаивающая, молниеносно отпрянула от моего плеча, оставив лишь призрачное ощущение прикосновения. Лицо её, ещё секунду назад живое и сострадательное, мгновенно окаменело, превратившись в бесстрастную маску.
Не проронив ни звука, она резко встала и направилась к двери. Её шаги, быстрые и решительные, эхом отдавались в тишине комнаты. У самого порога она замерла. Медленно, почти неохотно обернувшись, она бросила на меня через плечо сочувственный взгляд.
Затем она растворилась в темноте улицы, и только лёгкий аромат жасмина и тающий звук шагов напоминали о её присутствии. Я остался один на один с болью.
Одинокая свеча на прикроватном столике отчаянно боролась с наступающей темнотой, отбрасывая на моё лицо зловещие тени. Они извивались и корчились, словно живые существа, готовые в любой момент поглотить меня. Мне казалось, что стоит пламени погаснуть, и я исчезну вместе с ним, растворюсь в этой вязкой черноте, из которой нет возврата.
Я зажмурился, пытаясь собрать воедино осколки своих воспоминаний. В памяти всплывали размытые образы: горные пики, пронзающие облака; дремучий лес, полный таинственных шорохов и пугающих теней; ревущий водопад. И лицо… морщинистое лицо старика на краю обрыва, его глаза, полные удивления и… сострадания.
Боль… она была вездесущей. Острыми иглами пронзала грудь при каждом вдохе, превращая дыхание в пытку. Жгла в ободранных ногах. Моё тело превратилось в один сплошной оголённый нерв. Малейшее движение отзывалось взрывом боли, от которой темнело в глазах. Я пытался стать неподвижной статуей, но даже собственное сердцебиение отдавалось мучительной пульсацией в висках. Боль смешивалась с пронизывающим холодом, который исходил изнутри, из самого костного мозга, и лихорадочным жаром, бросавшим меня то в пекло, то в ледяную купель. Я чувствовал себя разбитой куклой, которую какой-то неумелый мастер пытается собрать из осколков, не жалея клея.
Собрав остатки воли, я заставил себя осмотреться. Комната была небольшой, но даже в таком состоянии я оценил её ухоженность. Бревенчатые стены источали тепло и какое-то почти живое, лесное дыхание. Простая, но добротная мебель – массивный стол, пара сколоченных стульев, комод с витиеватой резьбой – создавала ощущение надёжности и основательности. На окнах колыхались от лёгкого сквозняка занавески из грубого льна, расшитые незатейливым узором. На столике рядом с оплывающей свечой стоял глиняный кувшин с водой и деревянная кружка.
Рука потянулась к лицу, пальцы наткнулись на колючую щетину. Она царапала кожу, вызывая странное ощущение дежавю. Сколько же времени