– Весьма приятно лицезреть в этих дремучих калужских лесах, где ни пешему ни конному не пройти и не проехать, столь по-европейски образованного господина. Ныне большая редкость, уж вы мне поверьте, я публику вашу знаю хорошо, её больше картишки да гончие интересуют…
Я поинтересовался:
– Как вас соизволите величать, милостивый государь, и откуда пожаловали в наши края?
А он всё пристально смотрит мне в глаза, словно изучает меня изнутри, и без слов что-то важное промолвить изволит:
– Имя моё уж больно непривычно звучит для русского уха и может быть понято как крайне непристойное, потому я взял за правило обычно представляться по-простому – Тёмный гость. Надеюсь, Анастасий Перфильевич, вас не оскорбит такое моё прозвище? А прибыл я к вам по вызову из весьма дальних краёв, но в то же время близких, лишь руку протяни. Случается, я подсобляю всяким людям, ослеплённым гордыней, сделать последний шажочек вперёд али назад…
– Ничуть, милостивый государь, имя как имя, – отвечаю, а у самого аж в горле пересохло, да коленки дрожат. Будь оно неладно, это увлечение проклятой дьявольщиной.
– Выходит, вечно намереваетесь любоваться на Луну и, так сказать, со стороны надзирать за подлым и коварным развитием человечества?
– Желаю всенепременно, но не только созерцать прекрасное и записывать ходы правителей и фельдмаршалов, но и понять мать-природу и самого себя. Стану вольным, подобно небесной птице, как галка или какой-нибудь грач. Позволю напомнить любезного мне пиита, господина Державина:
Цари! Я мнил, вы боги властны,
Никто над вами не судья,
Но вы, как я подобно, страстны,
И так же смертны, как и я.
Тёмный гость, видимо от удовольствия, аж захлопал и распахнул чёрный плащ:
– Вот такой высокий штиль подходит для истинно благородных людей, как вы!
– Премного благодарен, сударь. Понимаете, я стану выше всех императоров мира, а князья да столбовые дворяне в подмётки мне не будут годиться! Приближусь, так сказать, к сверкающим небесам…
А Тёмный гость всё обходительно улыбался и в согласии кивал головой, а после сызнова заглянул мне в глаза, словно хотел удостовериться, что я не шучу и не озорую. Помню, как у меня аж вновь холодок по спине пробежал, а гость шепчет так волнительно:
– Но вы, милостивый мой Анастасий Перфильевич, ведь разумеете, что вам придётся с лихвой заплатить за это щедрое, но противоестественное для потомков Адама и Евы одолжение с нашей стороны.
Тут меня охватила спесивая дворянская гордость, и как будто я даже покраснел, а со мной такого, поверьте, не случалось со школярских времён, когда наставники двойки мне ставили. А сам мыслю: будь что будет. Но из-за своего сумасбродства отвечаю ему так галантно:
– Скупиться, милостивый государь, я не намерен.
А мой визави и рад, будто только этого и поджидал: руки потирает. Мне бы бежать, а у меня ноги стали словно ватные, пошевелиться