Ева высунулась из коляски чуть дальше и глотками пила холодный, очищающий ее воздух. Она смотрела на танцующие хлопья снега, сбивавшиеся в сугробы, а потом устремила взгляд к горизонту. Застывший зимний мир простирался далеко вокруг. Он казался таким прекрасным и чистым, совсем не похожим на боль и жгучее горе, которые заполонили ее сердце.
Почему Ева повела себя так глупо? Так безрассудно? Ее упрямая глупость погубила жизнь ей и ее ребенку. Воспоминания с новой силой сжимали сердце Евы, заставляя морщиться от боли. Она встряхнула головой, усилием воли прогоняя ужасные картины из прошлого.
Йен протянул ей носовой платок.
– Спасибо, – пробормотала Ева, взяла его и стала вытирать губы.
Немного придя в себя, она повернулась, чтобы сесть в экипаж. Руки Йена помогли ей опуститься на мягкое сиденье.
– Прости меня, – нежно сказал он.
Ева удивленно заморгала, не совсем понимая, как он мог такое сказать.
– За что? Ты ведь спас меня.
– Этого недостаточно. Я должен был вернуться раньше.
На мгновение Еве показалось, что он сказал: «Я не должен был уезжать». Но нет, эти слова прозвучали только в ее голове. Она настолько хотела их услышать, что ее угнетенный лекарствами разум создал такой фантом.
Наконец-то Ева смогла по-настоящему разглядеть Йена. Действие настойки заканчивалось, способности видеть и размышлять почти полностью к ней вернулись. И оказалось, что от того юноши, каким Ева помнила его, почти ничего не осталось. Завитки черных волос так же падали ему на лоб, но зеленые глаза миндалевидной формы смотрели на нее с затаенной болью. Лицо Йена тоже никак нельзя было назвать мягким. Скулы были жестоко очерчены, а квадратный, слегка вздернутый подбородок словно подначивал врагов попробовать ударить по нему кулаком. На щеках едва заметной тенью проступала черная щетина.
Белая льняная рубашка Йена была запачкана, шейный платок – измят. Жилет бежевого цвета он расстегнул, распахнутые полы серого пальто лежали вокруг него подобно огромным крыльям. В этих одеждах пряталось сильное, мускулистое тело. Он стал почти в два раза больше, чем тот Йен, который уехал от нее в Индию.
Ева помнила его озорным, беззаботным юношей. Она любила его тогда и мечтала, что Йен женится на ней, хотя это противоречило чувству долга. Теперь он изменился, стал другим, новым для нее Йеном. Она видела это по его взгляду. Ее спаситель верил, что сделал недостаточно.
Этот изменившийся Йен, похоже, ни в чем не находил радости. Он, как, впрочем, и сама Ева, балансировал на краю пропасти. Только своих демонов Йен прятал глубоко в сердце.
– Ты сделал достаточно, – сказала ему Ева.
Мрачная решимость читалась на его лице.
– Я буду казнить себя до тех пор, пока ты не окажешься в полной безопасности, – твердо заявил он. – Ради этого я готов горы свернуть.
Безопасность. Это слово было будто издевательством над ней. Однажды Еве пришлось усомниться в его значении.
– Вряд ли я когда-либо почувствую себя в безопасности.
– Почему