Шли осторожно, чтобы не создавать шума. Не испытывая никаких неудобств от скрытного передвижения, Хохлач уверенно ориентировался в пересеченной местности. По узкому проходу в лесу мятежники прорвались в степь и по бездорожью скрылись от Максимова.
Крадучись и прислушиваясь, они шли в обход станиц и хуторов, чтобы наверняка улизнуть от черкасских казаков. В глубокой лощине казаки залегли отдохнуть и надежно укрыться от плена и смерти. Перед рассветом тьма в степи ожила и задвигалась.
Утром голытьба в лагере проснулась и, не обнаружив Булавина, подняла крик:
– Булавин сбежал! Вон оно как все повернулось!
– Видно пропадать нам здесь. Отступилась от нас царица небесная!
– Пропадать так пропадать! Чего раскричались, как бабы?
Когда солнце поднялось, Лукьяну удалось сосредоточить против мятежников большие силы. Заняв удобную позицию войско Максимова кинулось в атаку и тихое утро огласилось дикими выстрелами. Бой быстро разгорелся, со стороны обоза захлопала разрозненная пальба. Не отвечая на стрельбу, черкасские казаки, обнажив сабли, помчались на лагерь мятежников. Одна часть голытьбы, жертвуя собой, бросилась в бой за справедливость, другая, бросив обозы с припасами, попыталась спастись бегством, через сомкнутые ряды врага. Но участь голытьбы была предрешена: многие погибли, двести тридцать попали в плен и лишь немногим удалось спастись.
Обрадованный легкой победой к мятежникам подскочил Максимов. Его лицо сияло такой радостью, будто он не в бой шел, а на праздничный парад. Бросив поводья на луку, Лукьян со злобой на лице соскочил с коня и широким шагом подошел к пленным. Это не сулило голытьбе ничего хорошего. Толпа замерла почти не дыша. По потемневшим лицам потекли стыдливые слезы.
– Не чини смерти! – рухнув на колени, заголосила голытьба.
Наказной атаман с тоном брезгливости спросил:
– Где Булавин?
– Сбег, – дрожа от холода, ответил казак в дырявом зипуне.
– Сбег? – изменившимся тоном переспросил Лукьян и свирепо вращая глазами, огрел его нагайкой. – А с вами мне, что делать разбойники? Вам не зазорно в изменниках великому государю быть?
– В этом Кондрашка виновен, – сказал за его спиной Ефрем.
– За изменников ратуешь? – с осуждением в голосе гневно вскрикнул Максимов и смахнул ладонью, катившийся градом пот со лба. – Никто из них с повинной не вышел!
Лукьян неодобрительно взглянул на старшину неподвижными глазами.
– Я для них лютый враг атаман, – сохранив серьезность, ответил Петров.
Максимов с присущей ловкостью запрыгнул в седло и, несмотря на возражение Ефрема, распорядился десять казаков забрать с собой для публичной