– Слушай, – начал Коннор впервые после того, как они уехали с дворовой распродажи. – Если я чем-то тебя, ну, не знаю, разозлил…
– Нет. – Она хотела, чтобы Коннор вышел из машины. На душе было скверно от зависти – и от чувства вины: Коннор же совершенно ни при чем.
– Ну хорошо. – В его голосе прозвучала усталость – или отвращение. Он выбрался из машины, не сказав «до скорого», или «хорошо погуляли», или «спасибо за экскурсию». Деа едва удержалась, чтобы его не окликнуть.
Она резко свернула к своему дому, выбралась на дорожку и так хлопнула дверью, что машина задребезжала. Хоть бы это ведро с гайками совсем рассыпалось, а то симулякр на симулякре!
Она не сразу попала ключом в первый замок – пальцы дрожали, сердце по-прежнему исполняло в груди какой-то дерганый танец: Деа представила, как сердечные клапаны судорожно открываются и закрываются, как рты умирающих рыб. Она грохнула и входной дверью.
– Деа, это ты? – раздался голос матери. Будто к ним ходит кто-то еще!
Водой не разольешь, всегда говорила Мириам, приблизив лицо к лицу дочери вплотную, нос к носу, как отражение в зеркале…
Она лгала всю жизнь.
– Я не ожидала, что ты так задержишься. Дверь хорошо заперла? – Мириам сидела в гостиной съемного дома, на чужом кожаном диване, слушая музыку по дерьмовому хозяйскому стерео. При виде лица Деа она выпрямилась. На арендуемом кофейном столике остались круги от чашки с чаем. Похоже, они с матерью вообще арендуют место на этой планете! – Что случилось?
Фотография человека, раз и навсегда объявленного отцом Деа, стояла на полке над неработающим камином. Всякий раз при переезде Мириам устраивала настоящий спектакль, пеленая фотографию и бережно укладывая на дно своего чемодана. «Чтобы не разбилась», – всегда приговаривала она. А приехав на новую квартиру, откуда еще не выветрился запах краски, штукатурки или прежних жильцов вроде кошачьей мочи или сбежавшего кофе, она доставала и трепетно распаковывала фотографию, как расстегивают памперс на младенце. «Ну что, Деа, куда мы поставим папу?»
Деа двинулась к камину, не осознавая, что делает, и схватила фотографию с полки.
– Деа? – позвала мать и повторила резче, увидев, что у дочери в руках: – Деа!
– Мам, расскажи об этой фотографии, – Деа старалась, чтобы голос звучал ровно.
Глаза Мириам сразу стали настороженными, зоркими, как у дикого зверя, к которому подошли слишком близко.
– В смысле?
– В смысле, от и до. Где вы тогда были?
– Оу, – будь Мириам курильщицей, идеальное колечко дыма поднялось бы сейчас к потолку. – Это было очень давно.
– Какое на тебе было платье? – настаивала Деа. – Кто предложил сняться с собакой?
Рука Мириам машинально взлетела к волосам, но тут же вернулась на колено.
– Вроде твой отец и предложил, я не помню.
– А почему нет других фотографий? – Перед глазами Деа залетали белые пятнышки