– Джекпот, – сказал Коннор, показывая на стол, где теснились два ржавых тостера, старая микроволновка и закопченный кофейник.
Деа испытывала острое удовольствие, будто в животе защекотал крылышками мотылек.
Она обожала распродажи случайных вещей – странное, без всякой логики, нагромождение разного барахла: детская одежда соседствует с зачитанными пошлыми книжонками в мягких обложках, рядом кухонная техника – и тут же газонокосилка; будто читаешь длинное прекрасное предложение, полное смешанных метафор. Деа всякий раз представляла, как ее семья раз в год перетряхивает шкафы, подвал и гараж, выгребая все сломанное, неотстиравшееся или бесполезное, и избавляется от скопившегося хлама, как от болезни. Папа жаловался бы, что совсем забросил свои клюшки для гольфа, мама бы возражала, что он и не играл никогда, а младшие брат и сестра цеплялись бы за любимую игрушку, давным-давно завалявшуюся на дне пропахшего нафталином сундука под зимними свитерами.
Если бы Деа с матерью устроили такую распродажу, все их имущество поместилось бы в одну пластиковую корзину.
Коннор, нарочно переигрывая, делал вид, что всерьез осматривает тостеры, и смешил Деа, изводя толстуху, которая наконец отобрала мяч у младших детей и теперь пыталась заставить их пойти умыться перед ужином, вопросами, выйдут ли тосты с корочкой или только подсушенными.
– Либо выйдут, либо нет, как получится, – сказала она, откинув челку с глаз тыльной стороной ладони.
Деа наугад взяла корзину и начала перебирать содержимое – разные разности, скопившиеся на дне кухонного ящика: монеты, ножницы, непочатые тюбики резинового клея. Найдя вязаную прихватку в форме курицы, вытертую от частого использования, Деа подумала сунуть ее в карман, чтобы потом войти в сны толстой женщины, но все же бросила прихватку в корзину и взялась за следующую.
В ней оказалась разрозненная домашняя утварь: старые венчики для взбивания, слегка запятнанные скатерти, бронзовые подсвечники, снежный шар с фигуркой полуголой девушки в юбке из травы, крутившей бедрами, когда шел снег. Отпуск на Гавайях, сразу начала фантазировать Деа, или во Флориде. Мать бы ненавидела такой шар и убедила бы отца его выбросить – или сама бы потихоньку выбросила, пока он не видел («Она же полуголая, Дон, какой пример мы подаем детям?»).
Отодвинув скатерть, Деа замерла, словно оказавшись во мраке и холоде по дороге в чей-то сон, когда падаешь, невесомая, в пустоту. Несколько мгновений сердце совсем не билось.
На самом дне корзины лежали две дешевые ламинированные рамки для фотографий, и с обоих снимков сияла улыбка ее отца – белейшие зубы, как только что от дантиста, и красная рубашка-поло. У пса, отвернувшегося от фотографа, почти извиняющийся вид.
Это стандартная фотография откуда-нибудь из базы данных, такие продаются вместе с рамкой, типа «Молодой человек с немецкой овчаркой». Как же они раньше не попались ей на глаза?
Реальность вернулась