Он лукаво улыбнулся и наклонился вперед, держа в руках бокал.
– С чего вы взяли, что я дам согласие вывезти мою дочь за пределы Доунхилла?
Алкогольные пары защекотали мне ноздри, я поджала губы и предложила:
– Поговорим об этом утром.
Раздражение не сделало его менее соблазнительным.
– Почему? – нахмурился он.
Я перевела взгляд на полупустой бокал. Мистер Бердвистл проследил за движением моих глаз и резко поднял голову, вынуждая меня говорить.
– Ярмарка пройдет днем. Олив любит читать, я думаю, что ей полезно познакомиться с теми, у кого похожие увлечения.
– Вы едва сдерживаетесь, чтобы не оскорбить мою дочь, а теперь хотите организовать для нее экскурсию? – презрительно бросил он.
– Если мы с ней наладим отношения, то мне будет проще ей помочь. Олив нужен кто-то, кто выслушает ее, поймет ее.
– Вы здесь не для того, чтобы копаться в голове моей дочери. Я дал вам задание: просто делайте то, за что я плачу.
Мистер Бердвистл навис надо мной, заставляя сердце колотиться так, словно меня вот-вот проглотит чудовище. Я выпрямила спину, чувствуя, как напряглись мышцы.
– Может, поэтому мои коллеги уволились, – буркнула я и тут же пожалела.
– Объяснитесь, – прорычал он, посмотрев на меня так, будто хотел испепелить.
– Девочку окружают покорные люди. Она думает, что ей все обязаны, потому что ни у кого не хватает смелости сказать, что мир устроен иначе.
– Вы обвиняете меня в том, что я избаловал дочь?
– В принципе, да, – не сдержалась я. – Олив живет в позолоченной клетке, она не чувствует необходимости расти, взрослеть, и поэтому ей неинтересно учиться. У нее нет стимула.
– Будьте очень осторожны, мисс, – предупредил он сквозь зубы. – Я могу отправить вас туда, откуда вы пришли, одним щелчком пальцев.
– Я знаю, каково это – чувствовать себя непонятой, – прошептала я.
Мистер Бердвистл внушал страх и между строк грозил уволить, но я уже сталкивалась с высокомерием и травлей, я знала, что в такие моменты нельзя показывать слабость. Мне важно, чтобы он понял, насколько пагубно его отношение.
– Моя дочь – не нуждающаяся сирота.
Его голос пронзил меня острым лезвием.
– Она не живет с истеричной мачехой, и никто никогда не выгонит ее из дома. У нее есть я, и я могу дать ей все, что она захочет, – он рыкнул, выпячивая грудь, отчего затрещали пуговицы на его голубой рубашке.
– Пока вы есть, – упрямо поправила я. – И еще я думаю, что она скучает по матери.
Он усмехнулся, опустошил стакан, щелкнул языком и снова посмотрел на меня.
– Не привязывайтесь слишком сильно: когда вы уедете, никто даже не вспомнит вашего имени.
Я вздохнула – он пьян, а я зашла слишком далеко.
– Я просто прошу у вас шанс. Если я потерплю неудачу…
– Если произойдет что-то плохое, ты ответишь, уверяю, я приму меры, – прошипел он, перейдя на «ты».
– Ничего не случится, – пообещала