– Да он ничего еще и не предлагал, – просто смотрит в мою сторону. Точнее, высматривает, – отмахивалась Ирини.
– А что, больше никто не «посматривает» в твою сторону? – поддразнивала ее Кики.
– Не замечала. Один Ванька и смотрит.
– Ты ж наша голубоглазая красавица! Наши греки вообще дураки. Сроду хорошей девушки не видят, пока не ткнешь, – в сердцах бросила сестра. Ее маленькая Анечка ползала по комнате вокруг нее. Эльпида вместе с Марией-Ксенексолцей, помогали Ирини с охапкой стиранной одежды.
– А я замуж не спешу. Что там хорошего? – насмешничала в таких разговорах Ирини, – битой быть, как ты, Кики, не хочу. Рожать, стирать, убирать, варить, угождать мужу, – тоска. Уж лучше старой девой остаться, – убежденно добавила она.
Буранило и вьюжило уж несколько дней. Из дома невозможно было носа высунуть в выходной, и Ирини решила перегладить все вещи и свои, и братьев.
Ворох тряпок постепенно уменьшался. Ирини гладила тяжелым чугунным утюгом, который ставила греться на печь. Щеки ее раскраснелись и полыхали ярким румянцем от жаркой утюжки.
Кики посмотрела на нее с укором:
– С тебя станется, дура! Но, хочешь, не хочешь, а замуж надо выходить. Мужиков не так уж и много. Сама знаешь. Тем более хороших.
Ирини хмурила брови.
– А ты довольна своим муженьком?
Кики молчала, занятая складыванием выглаженных рубашек братьев. Взглянув на сестру, ответила:
– Так себе. Работяга, зарабатывает, но слова ему поперек не скажи… Вспыльчивый, не дай Бог!
– Ага… Сразу кулаки в ход пускает… Я б его убила, – озлобилась Ирини.
Мария, быстро и умело складывающая глаженные вещи, в раздражении махнула рукой:
– Да ладно о нем! А Ванька этот, хоть бы симпатичным был, какой-то узколицый. Один нос торчит, – Вот и хватит о нем говорить, – вспылила Ирини, – нашли мне тоже жениха! Парень он, как парень, друг Генерала и Харитона. Посмотрел один раз на меня, теперь все, куда там жених! Разговаривает со мной, что теперь ему глаза отводить, чтоб ничего не подумали?
Мария не любила гневить подругу. Это было опасно.
– Да, я к тому, что ты достойна хорошего грека, – сказала она примиряюще, – кстати,