– Не скажешь? – глаза Ирини заблестели. – Кому-кому, а брату она безоговорочно доверяла.
Она протянула ему бумажку:
– Только никому-никому, а то Кица обидится.
– Так это от Кицы? – лицо брата посерьезнело, брови поползли вверх. Прочитав записку, он резво встал.
– Ладно сестра, не переживай. Беги, скажи Кице, я сам передам записку.
Голос его звучал строго. Значит надо делать то, что он говорит. Ирини побежала. Оглядывалась несколько раз, видела, как брат скоро шел по дороге к их дому, совсем не туда, где жил Костаки.
Попало тогда Кице по первое число от Кокинояни и, как она не лила слезы о своем любимом, как не просила патеру, он был неумолим:
– Некучи, за кого ты собралась? За голого босого, выросшего без отца? – Янко мотал головой, – не выйдет! Не для него я тебя ростил. Подумаешь – красавец! Твоей красоты хватит на двоих. К тому же Иван хоть и не красавец, но очень приятный человек. Все об этом говорят. И семья богатая. Так что не дури: выйдешь замуж за него и точка. Поживешь, посмотришь, еще спасибо отцу скажешь.
Не раз потом вспоминала Кица слова отца и страдальчески морщила губы: в самом деле жила она в холе и богатстве, но всего лишь два года с небольшим, а потом арест мужа, ссылка с маленьким сынишкой на руках. Спасибо родные были рядом. Забрали в одну ночь и мужа и все еще холостого ее любимого Костаки. Они так оба и сгинули, как и тысячи других греков. Да, хороший человек был ее муж, но любила она Костаса, и лучше бы она прожила те два года с ним пусть в бедности, но в любви. Пройдут годы, и она будет иногда смотреть на свою поблекшую иконописную красоту в огрызке зеркала вмазанную в русскую печь и думать: «Да, патера, как же ты ошибался». Будет поправлять на голове черную косынку, повязанную по-гречески: через лоб назад с узлом на затылке. Эта женщина носила черные косынки и черные платья с тех пор, как узнала об одновременной гибели Костаса и Ивана. Молилась за их обоих каждый вечер перед иконой, освещенной тусклой незатухающей лампадой.
Истину говорят, что пути господни неисповедимы.
В тот последний для него год, Кокинояни-Янко был нешуточно болен. Предчувствуя приближение смерти, он настоял на женитьбе последнего холостого сына. Кирилл выбрал себе симпатичную девчонку из соседней Лекашовки. Собрали столы, нарядили дом, двор, улицу, как никак два поселка собрались на праздник. Ирини на свадьбе чувствовала себя на седьмом небе. Кругом были свои, родные лица. Все празднично одетые, красивые. Дед Билбил прибыл из Красной Поляны за два дня до свадьбы, и, как обещал, привез внука Алексиса, с которым Ирини была все это время неразлучна. Билбил, в качестве свадебного подарка, привез целую коровью тушу. У него, патера говорил, целое стадо на перевалах скрытно пасется. Ирини слышала разговор мамы с ее подругой Хрисаной из чего ей стало понятно, что скрывает свое стадо дед Билбил потому, что не разрешается больше двух коров держать. Жаль только, что завтра, после свадьбы, Алексис с дедом уезжают. Но ничего, она заручилась обещанием деда Кокинояни, что скоро они сами поедут в