– Какое дело, Лия? Давай останемся. Я еще не видела ни Кицу, ни Ксенексолцу. Они еще не пришли даже.
– Пойдем, говорю, – Илья исподтишка смотрел на подходивших поближе людей, и отворачивал от них голову, как от назойливых мух.
Наталия проследила его недовольный взгляд и все поняла.
– Ну, что-ж, раз надо, пойдем, – сказала она покорно. Она не любила эту его черту и, знала, что он пытается всю жизнь скрыть свою непомерную ревность, но и мучать его у нее желания не было. Потому как ревновал, да. Но и любил безмерно.
Отец Наталии все потом удивлялся, почему ушли так рано и ничего, главное, ему не сказали.
– Бросили меня и ушли…Секреты у вас что ли от меня?
Илия что-то насочинял. Но, кажется, дед Пантелей тоже понял в чем дело. Глянул на него проницательно и покачал сокрушенно головой. Илья, усердно передвигая ящики с зерном кукурузы, сделал вид, что не заметил реакцию тестя.
Поток переселенцев на Патриду, в Грецию особенно усилился в двадцать третьем годуй продолжался несколько лет. Уехало более десяти тысяч греков, уехало бы гораздо больше, но греческое правительство боялось принять столько «зараженных» вирусом коммунизма людей. Советским грекам – понтийцам, как и многим другим народностям, не нравились новые порядки, когда стало престижно жить бедно и работать на «чужого дядю». Раньше, работая на своем поле, в страду, Пантелей Фанайлиди мог нанять батраков, приезжающих с русских близлежащих поселков и, заплатив деньги, быть уверен, что работа будет проделана на совесть. В прошлом году он нанял тех же ребят, но они не сделали и половины работы, а оплаты затребовали прежней. На хозяйские возражения, они ответили: «Теперь лакеев и рабов нет. Спасибо скажите, что хоть что-то сделали».
А в этом году и вовсе негде найти работников. Вся беднота подалась в город, говорят, некоторые на руководящие посты устроились. Уже закончилась Гражданская война, уже налаживалась мирная жизнь, а Пантелей все никак не мог понять, что происходит: как это – Россия без Царя, без устоявшихся порядков. Вдруг теперь вместо царских денег, какие – то керенки, екатерининки, которые ничего не стоили. Кругом разорение, нищета. Раньше прилавки Хостинского рынка ломились от всевозможного продовольствия, заводских и фабричных изделий, а теперь шаром покати. А главное, настало время, когда стало стыдно верить в Бога! Церковь в Юревичах, чуть было не заколотили, но греки отстояли ее. Отец Василий Пимениди вовремя собрал народ, и, приехавшие из Сочи люди в военной форме, уехали ни с чем. Пантелей ходил теперь в церковь молиться по нескольку раз на день. Нет, не нравилось ему, как власти поступают с церковью. Все можно пережить, но не гонения на верующий народ! По ночам он плохо спал, ворочался. Благообразный старик с седой бородкой резко состарился за короткое время. Заставил Илью написать письмо сыну Герогису в Севастополь. Через месяц сын приехал сам. Дня три семья Христопуло и Фанайлиди обсуждала один вопрос: нужно ли и стоит ли уезжать из России на родину предков? Кокинояни