– И, разумеется, зигота…
Пока Аннализа говорила, подставив лицо солнечным лучам подле фонтана, чьи взметнувшиеся и застывшие струи искрились, тускло-белая бретелька платья соскользнула с ее плеча. Ее кожа, с виду почти чистая, была покрыта золотистыми волосками. Аннализа замолчала. Устремила на меня долгий взгляд, потом моргнула и резким жестом поправила бретельку. Вскочила и пошла через сад на склоне, к тому месту, где за искореженными перилами простирался крутой спуск. Я поспешил вниз следом за ней, хватаясь за ветки и прыгая с камня на корень.
– Так было не всегда, – провозгласила Аннализа, когда я с шумом ее догнал. – Раньше здесь жило множество людей. Вероятно, побольше, чем в Брейсбридже…
И действительно, ниже особняка на берегу реки когда-то располагалась деревня, которая теперь наполовину утонула в машинном льду: бугристые крыши просели или провалились, двери и окна заволокло кристаллами, дорожки покрылись волнами пены. У нас под ногами хрустело и позвякивало. Мы поднялись к руинам церкви, чей шпиль обвалился и лежал среди перекошенных надгробий – этакий длинный хвост, покрытый кристаллической коркой, словно блестящей чешуей. Здесь оказалось холоднее и темнее, уже ощущались первые признаки зимы. Но будет славно, решил я, внезапно заглянув в будущее, пока Аннализа перелезала через останки церковной стены, мельком демонстрируя белые бедра, если Брейсбридж однажды станет таким же – застывшим во времени, изукрашенным машинным льдом.
– Ты ведь не боишься? – спросила она меня.
– Нет. Конечно нет. С какой стати?
У подножия прибрежного склона, недалеко от реки, кристаллы вздымались, образуя причудливые завитки и выступы, а также хрупкие преграды, которые росли от края земли, как прихваченные морозом водоросли, и вода пробивалась через них с шипением. Мы подошли к неподвижному водяному колесу старой мельницы, которое все еще выступало из застывших шлюзовых вод. Пробрались через разрушенные балки в потрескивающую топь, которая окружала мельницу, то и дело поглядывая на сланцевую кровлю и умолкшее колесо. Если бы не лежащий всюду причудливый иней, пейзаж был весьма похож на те места на Рейнхарроу, где попадались старые эфирные двигатели. Слоевища древних водорослей, заточенных в стеклянистой воде, развертывались веерами, плотными, непроницаемо черными волнами. Здесь ощущался гнет минувшего. В период Второго индустриального века, когда эта мельница процветала, эфир еще можно было добывать из верхних слоев земли и двигатели в основном устанавливали на виду, как и в любом другом производственном процессе. На протяжении восьми-девяти десятков лет деревни вроде этой бурно развивались, прирастали камень за камнем и крыша за крышей, хоронили мертвецов и растили младенцев, пока не оказалось, что все эти поселения слишком отдаленные, чтобы до них можно было добраться по новым железным дорогам, и находятся чересчур высоко, чтобы их охватила сеть каналов. А потом