Нет, Дэн вовсе не против, чтобы Робби выступал как инспектор по жиру и соли. И Робби еще с ним поговорит, но не сейчас, не этим утром.
Вайолет взирает на свой завтрак с легким аристократическим отвращением. Натан продолжает тискать айфон.
– Ешьте! – велит Дэн.
И, снабдив наконец детей завтраком, поворачивается к Робби. Лицо Дэна румяно и ненасытно, черты его могучи и четки. Он похож на самого себя, он владеет самим собой как никто из известных Робби людей.
– Иду сегодня смотреть еще одну квартиру, – говорит Робби. – С видом на реку. Так во всяком случае заявлено.
– От цен просто волосы дыбом.
– Да уж, а для меня одного…
Вот зараза. Не то сказал. Твердо решивший не казаться ни бездомным, ни несчастным, Робби плошает то и дело, как ни старается.
– Все переживаешь из-за Оливера? – спрашивает Дэн.
– Нет. К чертям Оливера.
Робби бросает взгляд на Вайолет, но та ругательства то ли не услышала, то ли к своим пяти годам слышала его уже столько раз, что стала считать вполне нормальным, обыденным словом. В этом доме нет правила не выражаться при детях. Да и вообще, если уж на то пошло, почти никаких правил нет.
– Пора, стало быть, опять ходить на свидания? – говорит Дэн.
Это да, стало быть, пора. Но разве Дэну объяснишь, что это значит для гея, которому уже хорошо за тридцать, а у него ни денег, ни кубиков на животе. Дэн обитает на планете натуралов, где тридцатисемилетний мужик, одинокий, презентабельный и способный поддержать к себе интерес, – это просто клад. На планете геев условия гораздо суровей.
– Запрыгивай опять в седло, дружище, – говорит Дэн. – Где-то там кто-то ходит и ищет тебя. Кофе?
– Давай.
– Яичница какая-то странная, – заявляет Натан.
– Странный у нас ты, – отвечает Дэн.
– А это уже оскорбление.
– Ладно тебе.
– Яичница и правда смешная, – вступает Вайолет.
– Я каждое утро точно такую делаю.
– Но сегодня она какая-то странная, – не унимается Натан. – Комками.
Дэн вручает Робби кофейную кружку с черно-белым оттиском горы Рашмор. А детям говорит:
– Ешьте яичницу, будьте любезны.
Идеально выверенным тоном. Понизив голос еще на пол-октавы, не выказывая ни малейшего раздражения, но выделяя каждое слово и сообщая таким образом, что торг окончен. Правил и законов в доме, может, и нет, но Дэн лично выработал интонацию, которая означает: отставить разговоры. Интересно, думает Робби, опасаются дети разгневать Дэна или опасаются, что он откажется от роли великодушного, но справедливого отца, которого надо хоть изредка слушаться. Как бы они вели себя, не найдись здесь способных командовать и надзирать?
Переглянувшись с Робби, Дэн усмехается, возводит к небу глаза. Дети. Что тут поделаешь?
И