Я мог бы привести десятки его высказываний совершенно опоязовских. Их можно найти и в любой из его последующих книг – даже послевоенных, хотя легко себе представить (да и известно), какую редактуру (и авторедактуру) они проходили. Высказывания эти очень интересны: некие знаки того, как бы развивалась формальная школа, если б она нормально развивалась.
– Моя лучшая статья – “Искусство как прием”. Ее переводят сейчас во всех странах. Я написал ее в двадцать два года. Сколько? Дней пять. Но были закладки. Сам не знаю, как написал (20 мая 1971 г.).
По поводу эволюции литературы:
– Эволюции как улучшения нет. Есть другая. Такая. Искусство не одноэтажно: есть рыбы и птицы, каждые занимают свое место. Иногда меняются местами.
Хвоя и листва растут в одно и то же время. Все есть одновременно. Но соотношение переосмысливается.
– В.Б., вы и Тынянов, – говорю я провоцирующе, – так много писали о литературной борьбе. Могу даже процитировать: “Различные способы создания художественных вещей, различные художественные формы не существуют одновременно”. Это в “Ходе коня”. А теперь вы все время говорите о сосуществовании разных типов ви́дения.
– Сосуществование тоже нельзя отрицать. Часто кажется, что смена. А на самом деле – амбар с набором всего. Каждый приходит и когда надо – берет.
Сосуществует несколько систем искусства – рядом. Одно наступает, но второе не уничтожается.
Это хорошо видно в архитектуре – разные архитектурные формы сосуществуют. Например, в Ленинграде.
Пушкин описал украинскую ночь. Но Гоголь говорит: “Нет, вы не знаете украинской ночи!” И описывает ее заново. Мир Гоголя живет рядом с украинским миром Пушкина.
Было две линии. Тынянов показал это в “Архаистах и Пушкине”. Но они прочерчивались в одно время. И были не изолированы.
В искусстве прежде существовавшая система отвергается. Отбрасывается все сделанное. Но оно продолжает существовать (22 апреля 1983 г.).
Я не помню случая и не записал ни одного его слова, ставившего под сомненье направление работы ОПОЯЗа или его деятельность. К ОПОЯЗу он относился с нежностью, как к своему детищу, первые шаги которого он видел, с которым пережил детские болезни и его цветущую молодость, видел его преждевременный конец и насильственное забвение, дожил до его всемирной славы.
За несколько месяцев до смерти В.Б. подарил мне фотографию, на обороте которой написал:
29 марта 1984 г.
Это я, Виктор Шкловский.
Мне он не нравится.
Но ОПОЯЗ был и не умер.
Виктор Шкловский, старик, будет говорить.
Вспоминать тяжело, потому что в ушах начинает звучать знакомый голос:
– Приходите. Поговорим об ОПОЯЗе.
Zoo, или Письма не о любви
Посвящаю “ZOO” Эльзе Триоле и даю книге имя “Третья