Последние лепестки лесных кустовых роз, взбудораженных ветром, осыпались, раскрасив малую часть кладбища в густо-кровавый цвет, и на небе зажглась первая звезда, озарив ярким пятном звучащее пианино и невидимые слёзы поляны. Свет звезды мерцал то сильнее, то слабее, как надежда вновь засыпающих и просыпающихся музыкальных инструментов, посеребрив волосы девушки и шерсть пятнистого животного. Повреждённое пианино очень тихо запело призывную Оду. Мелодия время от времени глухо проваливалась. Но пианино впервые не молчало, и все с наслаждением, затаив дыхание, вслушивались в изумительные звуки и ужасающее дрожание колков. Закончив своё дело, точно не она была главной, а инструмент, призвавший её, девушка встала и медленно растворилась с грациозным леопардом в шелестящем лесу. Уже позже звёздная россыпь светил встретила с другого конца маленького городка новых прибывших «хозяев», что принесли на кладбище очередную партию инструментов, проводила их до поляны и погасли. Холодная ночь бесконечно устрашала, лепестки роз, терзаемые ветром, коченели, сворачивались и засыхали.
«Здесь будет похоронена музыка…» – подумала виолончель. Ей казалось, что под ней что-то зашевелилось – наверняка червяк, вылезающий из-под напитанной почвы.
– …дожить бы до утра, – затрясся маракас, гонимый ветром.
– А я так мечтала… – прозвучала арфа.
Музыкальные инструменты, не сговариваясь, мечтали проснуться в другом месте, где хотели сыграть все вместе новую мелодию, самую красивую на свете – мелодию любви, которая многим из них уже приснилась в эти дни распада.
Начинало светать, и один за другим музыкальные инструменты стали подниматься в воздух, так плавно, точно пёрышки, всё выше и выше, готовые отдаться музыке, что переливалась под облаками. Все, кроме белого пианино, которое, оставшись на земле, взорвалось от переизбытка переполнявших его чувств. Щепки разлетелись по всему музыкальному кладбищу, придавив голодную крысу, маленьких насекомых и торчащие во все стороны желтеющие травинки.
«Здесь будет похоронена музыка…» – повторил слепой крот за виолончелью, как будто ему действительно было досадно, и, прижав лапы к груди, снова исчез в норе, утопая в тишине.
КРАСНОЕ ПЛАТЬЕ И КРУГИ НА ПОЛЯХ
Густой молочный туман слегка рассеялся, и сквозь подтаявшую дымку просочилась грациозная японка в красном платье и замерла в высокой траве посреди поля с задранной головой. Её уложенные пряди волос, балансируя в воздушном полёте невесомости, как щупальца медузы, перебирались на лету чем-то невидимым, совпадая с амплитудой от ощутимой вибрации. Полёгшие подле неё растения, уходя орнаментом куда-то вглубь, замыкали на поле потемневший круг, края которого ей не были видны, в большой геоглиф.
Молчание природы было неестественным… Ей хотелось