Мимо меня просвистела пуля. Сглотнув и в единый момент вспомнив про себя все известные ругательства, я метнулся за угол, когда услышал ещё один выстрел. Кто-то раздражённо закричал, и выстрелы прекратились, но погоня только набирала обороты. Я так просто не сдамся – уж если мина меня не взяла, не взять меня и какой-то пуле, морна с два! Подъём становился всё круче, и я буксовал, соскальзывая по осыпи и тщетно стараясь удержаться на склоне, цепляясь за выпирающие камни, как лисица, упавшая в воду и гребущая против течения. Через несколько минут бега голова закружилась, картинка в глазах стала расплываться, а ноги – подкашиваться. Оставалось преодолеть прыжками несколько крутых уступов, когда рука предательски соскользнула с обледеневшего камня и я, коротко вскрикнув, рухнул навзничь, зашипев от пронзительной боли в спине. Подняться мне помогло несколько крепких солдатских рук.
Меня скрутили и доставили в шадхаварский лагерь. Такой же смуглый, как тот мальчишка, черноволосый генерал на тэсцинте распорядился, чтобы у меня отобрали оружие и обувь, а после – допросили. Жёстко, если потребуется.
Невозможно было с уверенностью сказать, из какой области пришли эти шадхавари. Я их друг от друга отличаю очень смутно – в наших краях их немного, все шадхавари уж очень теплолюбивы, и наши традиции далеки от их понимания. Тем удивительнее мне было видеть их здесь – для Инсатты, например, как одной из самых крупных шадхаварских стран, гораздо важнее были приморские города Эвернии, чем какие-то горы, даже несмотря на значимые торговые пути и ресурсы. А для всех остальных, более мелких стран, в войну за Вороные горы и вовсе не было причин ввязываться – хотя для многих из них и привычна жизнь в горах, Вороные горы, во-первых, были от большинства из них далеко, а во-вторых совсем не походили на привычные им сухие и жаркие южные горы. Но эти солдаты не были инсами – значит, это наёмники, так как в шадхаварских странах мужчины часто уходили служить по найму, за что их и прозвали буревестниками. Мне казалось, это могли быть кахви, а, может, остранцы или ведды, кто его знает – даже манера говорения на родных языках, отразившаяся специфическим акцентом на их тэсцинте, не позволяла идентифицировать их народность. То резкий и грубый с упором на сонорные согласные, то манера делать все согласные твёрдыми и словно спотыкаться на них, то, напротив, певучий говор с неотделимыми друг от друга словами… Возможно, они все были из разных провинций – во всяком случае, разговаривали они с совершенно разным произношением, как словно каждый шадхавари был отдельным маленьким государством с собственным языком и древней культурой,