– Я его просто ненавижу, понимаешь? Не-на-ви-жуу! Не представляешь, сколько дерьма в этом человеке! Он буквально тонет в нем, и я вытаскивала его все эти годы. Я! Больше никто не мог. И что я получаю в итоге?
– Юль, успокойся. Может быть, он вскоре остынет и снова вернется к тебе? Такое же было не раз, да?
Среди щелей между полками я замечаю два силуэта. Совсем не хочется, чтобы меня застали за подслушиванием, и я, затаив дыхание, прячусь за углом. Короткие темные волосы мелькнули за поворотом, и я узнаю Суворину. Она негодовала, постоянно поправляла свою длинную челку и изливала душу подруге.
– Нет, я сделаю так, чтобы все узнали о нем! Пусть людям будут известны все его страхи!
– Разве он чего-то боится? Что-то я не верю в это, скорее ― он внушает всем страх.
Суворина ухмыльнулась на наивность подруги ― она торжествовала от того, что знала об этом человеке больше всех. И я могла поклясться, что говорила она сейчас именно о Германе.
– Ты бы слышала, как он порой орет ночами! Это какие-то визги и крики. Он орет как девчонка, в панике сметает все на своем пути, бьет стены, а после, когда успокаивается, около часа тупо пялится в потолок! Настоящий псих!
– И рядом с тобой ему становилось легче, да? ― Ее подруга томно вздохнула. ― Настоящая страсть…
– Нет. Ему вообще в такие моменты было похеру на меня. ― Суворина презрительно фыркнула, вытащила книгу, разглядела название и положила обратно. ― Однажды я попыталась успокоить его, обнять там и все такое, но это не помогло. Поэтому, когда он орал, я курила в постели или же рылась в телефоне. Зрелище не самое лучшее, знаешь ли…
Они замолчали, и я подумала, что разговор их закончен, однако подруга Сувориной стала настороженно шептать.
– Если ты расскажешь об этом миру, то он просто убьет тебя. Это же Герман. С ним опасно иметь дело.
– А я имела его. ― Юля противно хохотнула от собственной пошлой шутки, но подруга не поддержала ее настроя. ― Ладно. Мне уже плевать. Хуже уже быть не может, не так ли?
С этими словами Суворина отодвинула большую прядь волос от щеки, демонстрируя жуткий синяк подруге. Нельзя было понять то, что она чувствовала. Я увидела как гнев, так и некоторое достоинство от того, что синяк ей поставил именно Герман.
– Так он еще пудрит всем мозги, что не бьет женщин. Ага-ага. Знаем мы, как он их не бьет. Доказательство на моем лице.
Подруга промолчала, и они тут же ушли подальше от стеллажей.
Я прислоняюсь к стене, пытаясь переварить всю ситуацию.
Кто же такой Герман Еремеев?
Он орет по ночам. Бьет женщин. Внушает всем страх. Но в то же время он искренне беспокоился за Толика, когда тот был без сознания.
Странная и полная противоречий личность, ни о мыслях, ни о действиях которой нельзя догадаться.
Полностью доверять словам Сувориной