Они молча съели примерно половину литровой кастрюльки. Дед посмотрел на часы, спросил:
– Торопишься?
– Да не очень, – пожал плечами Виктор.
– К бабушке тогда заедем.
Он встал, взял в домике секатор, нарезал гладиолусов, положил их на лавочку рядом с Виктором и пошёл переодеваться…
Кладбище было недалеко, километров пять или шесть. Дед доехал быстро – внуку за руль сесть не предложил. Виктор сидел сзади, придерживал цветы и малину, если «Жигулёнок» подбрасывало на кочках; когда по краям дороги появились ограды и первые кресты, дед сбавил скорость.
Остановились в тени большой берёзы, выросшей на углу их сектора. Дед вышел из машины, взял у внука цветы, достал из багажника канистру с водой и пошёл впереди. Они перешагнули через низкую, сантиметров в тридцать, ограду, ступили на траву вокруг невысокого холмика.
– Здравствуй, Тонюшка, – сказал дед. Он всегда разговаривал с бабушкой, когда приходил сюда. Делал он это почему-то несколько виновато, словно извиняясь перед ней за то, что всё ещё жив.
«Антонина Матвеевна Озерова» – в который раз прочитал Виктор, стоя у деда за спиной. Они были почти одногодками. Она – известная на всю страну молодая ткачиха, ставшая в одночасье медсестрой, он – молодой хирург, готовящийся к работе в больнице, но призванный на курсы военврачей в день начала войны. У обоих – «За боевые заслуги» и по ордену Красной Звезды. Оба ни разу не ранены, словно хранил их бог для жизни после победы.
Дед поставил цветы во вкопанную вазу, долил из канистры воды. Виктор протёр плиту у памятника, убрал листву и ветки, вздохнул, взял канистру и вернулся в машину. Это была традиция – дед оставался на лавочке один ещё минуты на три. Было видно, что у него шевелятся губы. Он всегда с ней разговаривал; однажды Виктор услышал долетевшие по ветру какие-то обрывки фраз, потому что дед из-за плохого слуха говорил громко, и после этого всегда уходил подальше, чтобы случайно не подслушать того, что не было предназначено для его ушей.
На этот раз было прохладно, ветрено, и Виктор сел в машину. В лобовое стекло изнутри билась случайно залетевшая муха; в салоне пахло малиной и совсем немного – бензином. Через несколько минут дед встал, подошёл к памятнику, положил на него руку, потом отвёл взгляд в сторону и направился к автомобилю, но по дороге вдруг остановился, а потом пошёл снова – но уже в другую сторону. Внук проследил направление. Целью деда была могила его сослуживца, её он тоже навещал, не каждый раз, но часто.
Виктор решил присоединиться к нему, вышел, направился к деду. Вдвоём они замерли у памятника, Владимир Николаевич покачал головой и сказал:
– Гляди, Рашид, вот и внук подрос. А ты его когда-то кишмишем кормил на даче, помнишь?
Виктор помнил. Был он тогда маленьким, дачный посёлок казался ему просто огромным, и сходить к дяде Рашиду за двести метров было целым приключением. Взяв