Головной убор с мягким шелестом опустился на куст шиповника, а сильные пальцы графа завладели кончиком локона, выбившимся из причёски и падающим на плечо девушки.
– Я хочу, чтобы вы приняли его от меня в подарок.
– Это невозможно, – деревянные варенькины губы говорили правильные слова, а в душе бушевало смятение: граф не шутил, предлагая, сей бесценный для неё дар.
– Отчего?
– Я могла бы принять этот дар от папеньки или от Петра Георгиевича Лемаха, да и то с большой осторожностью.
Шербрук посуровел лицом.
– При чём здесь Пётр Лемах?
– Он – жених мне. Разве вы не знали? По-моему, об этом известно всем с незапамятных времён.
Тёмные глаза англичанина блеснули холодно, и жестокая складка легла у губ. Внешность его сразу изменилась: не было лёгкого в обращении светского человека, был опасный своей непредсказуемостью незнакомец.
Варенька немного испугалась: на самом деле она ничего не знает об иноземном графе. Чего ждать от него? Поэтому девушка быстро заговорила, ободряя себя звуками собственного голоса.
– Вы ведь понимаете, благородная барышня имеет право принимать такие дорогие подарки лишь от отца или будущего жениха…
Резкий рывок приблизил её вплотную к сильному телу графа, а опасно горевшие тёмные очи оказались совсем близко, затягивая как в бездонный омут.
– Кто сказал вам, что я не намерен им стать…
Варя совсем по-детски приоткрыла сочные свои губки: она была в растерянности. Жёсткие губы накрыли её уста, неожиданно мягко заскользили, нежно лаская.
– … вашим будущим мужем?
Глава 8
Оказалось, свиной окорок необходим ей немедленно. Лишь только карета покинула последние постройки спящего уже Беллфилда, мэтр Антониони накинулся на девушку. Одежда её из грубой шерсти трещала под узловатыми пальцами, как тонкая батистовая ткань. Элизабет не ожидала от старикашки такой неуёмной силы и растерялась, измождённая к тому же начинающимся жаром. Некоторое время она моталась в паучьих руках безжизненной куклой, но, когда намерения уродца обозначились со всей очевидностью, Бет вознегодовала. Она принялась отбиваться. Замкнутое пространство кареты не давало особенного простора для манёвра, поэтому девушка пустила в ход весь арсенал: она кусалась, царапалась и молотила босыми пятками всё, что попадалось в поле её зрения. Ноги были босы оттого, что туфли она потеряла в первые же секунды сопротивления, а чулки съехали сами в результате вынужденных резких движений. Некоторое время они мотались на щиколотках серыми тряпками, а потом куда-то испарились, то ли свалились сами, то ли были сдёрнуты рассвирепевшим троллем.
Элизабет в отчаянии понимала, что долго так не может продолжаться. Силы её иссякали, а тут ещё грубая лапа мэтра, покрытая густо чёрными волосиками, легла ей на лицо и сжала с невероятной силой её органы дыхания. Казалось, урод расплющит