– Закрывай, тошнит уже, – говорит Андрюха.
Опускаю камеру, выпрямляюсь, достаю сигарету. Постоять, передохнуть. Подышать немного. Однако зубы ноют. Возле хозпостройки, выкрашенной чёрно-красным флагом националистов, из канавы кваканье в сто голосов. Тут видел, местная детвора развлекалась – ссыпают порох из патрона на листок, складывают его, туго сворачивают, получается петарда. Её впихивают в рот лягушке, поджигают, откидывают. Тугой хлопок, лягушка в клочья. Какое время, такие и игрушки. Я рассердился, конечно, плохих слов наговорил детворе, отобрал, что мог. Не уверен, что подействовало. Вспомнил ещё что-то. Ведь сам таким был. Кто не ощущал в детстве какое-то запретное познание границ жизни через мучение другого? Отрывать крылышки мухе и смотреть. Потом – по одной – ножки. Потом…
В человеке сокрыто тёмное. Иногда получается это загасить, но, как только появляется безнаказанность, всесилие тут как тут. И уже другие вопросы. Трудно быть богом, как говорится. Помню, залип на муравейник, часа два смотрел, как ловко они свой быт улаживают. Пару дней прошло, что-то крутилось в голове, не давало покоя. Пошёл, обложил ветками по кругу, поджёг. Смотрел на агонию. И мелькнуло какое-то злорадное удовлетворение. Но вдруг испугался своих чувств, распинал дымящиеся остатки, убежал. Никому не рассказывал до сих пор.
Тут вместо муравьёв – люди.
– А? – Что-то он спросил, я не слышал.
Андрей возится у окна, выцеливает камерой какую-то тряпку. На стенах тёмные потёртости. В помещении сыро и тревожно. Смятая пачка сигарет, скомканные вещи, несколько пустых бутылок, битое стекло, обрывки бумажек. И запах тревожный.
Пойду-ка подышу. Кажется, отсняли всё. Андрей молча кивает в сторону подоконника. Вроде ничего необычного. Уже сделав шаг посмотреть, на что он там указывает, я тормознул. К чёрту. Не хочу даже смотреть.
– Бельё женское. Рваное, – поясняет он.
А к дантисту на второй приём я так и не попал. Он такую цифру назвал – размером с номер телефона. Конечно, не пошёл. Только жизнь начинал, денег не особо. А то, что насверлено было, с годами развалилось, но, в принципе, не мешает до сих пор.
– Давай, хорош уже, – зову Андрея.
Кстати, в армию так и не взяли. Но не