Мужчина, который смотрит в окно, не придал бы никакого значения этим регулярным размолвкам молодёжи, если бы не следующий факт. Пройдя буквально метров пятьдесят, молодой человек останавливает коляску и делает несколько шагов по лужайке в сторону большого дома с высокими окнами. Он подходит к камню, касается его и некоторое время молча сидит перед ним на корточках, иногда закуривая сигарету.
Этот молодой человек я. На камне написано «Защитникам Донбасса 2014 – …». С обеих сторон всегда стоят живые цветы и небольшая лампадка. Когда-то цифра на камне была ограничена 2016 годом, теперь же зловеще открыта. Если честно, не считаю себя особо молодым, но для того мужчины, что наблюдает за мной, я молод. Как раз.
Мы и вправду немножко препираемся с женой по поводу маршрута, и вообще-то часто я заведомо направляюсь в переулок, как нравится моей любимой, не давая поводов для ничтожных ссор. Но бывает, просто необходимо посидеть рядом, выкурить сигарету-другую. Будто накапливается что-то внутри меня и требует беседы с камнем. У меня в такие моменты даже нет никаких мыслей, просто душевное состояние приходит в порядок, и я могу следовать дальше. Жена знает о сложностях в моих отношениях с этим камнем, вернее, просто их чувствует и, конечно, сердится. Это похоже на ревность.
Впервые я обратил внимание на неофициальный монумент как раз в 2016-м, в год, когда стал посещать Донбасс и познакомился с его жителями лично. Потом, в первый день осени 2018-го, целенаправленно пришёл к камню, впервые коснулся его рукой и долго сидел рядом. В начале 2023-го, когда вернулся после долгого отсутствия, увидел, что крайняя дата на камне демонтирована, значит, отныне этот камень стал принадлежать всем тем, кто теперь будет оживать в моей голове, когда смотрю на него. Может быть, даже и мне.
Открытая дата вывела из равновесия. Теперь будто жду, что скажет мне камень. Должен ли ехать снова? Что должно быть в моих руках: фотокамера? оружие? хлеб?
Знаю, на меня смотрит человек из высоких окон. Никогда не видел его, но с некоторых пор безошибочно научился чувствовать на себе сосредоточенный взгляд незримого наблюдателя. Он тоже знает, что я его чувствую. И знает, что я знаю, что он знает. Я могу предположить и некоторые его мысли, неизбежно возникающие при взгляде на лужайку. Например, банальные заботы – опять надо кого-то просить постричь газон, соседу заплатить или нанять фирму, да и ворота от плюща очистить, а то ходим только через калитку. Хотя, с другой стороны, зачем ворота, если гаражом никто уже не пользуется? Уже никто.
Это я понял, глядя на цветы, за которыми ухаживает пожилая женщина с глубокими глазами. Её я тоже никогда не видел. Но так ухаживать за цветами может только мать.
Мужчина, который смотрит в окно, в свою очередь многое знает про меня. И тоже понял это по цветам, которые я втайне от жены дважды в год кладу к подножию камня. Он может понять даты, видит цветы, которые ложатся у камня, может и предположить, почему в этот момент я один. Поэтому он так точно угадывает слова наших препирательств.
И как никто другой, он понимает, что моя жена чувствует, но не может сказать сама себе: часто мы запрещаем себе переживать, отказываем в сочувствии, потому что знаем – пустив в себя сострадание, уже не сможем остаться в стороне.
Она не хочет любить этот камень и эту улицу, боится их полюбить. Не хочет знать про них. Она пытается сказать, что я уже дал всё, что мог, этому камню, тем далёким людям и даже самому себе. Но больше всего она не хочет однажды считать эту улицу своей. Боится, что когда-нибудь, выходя с дочерями с озера, скажет: «Давайте пойдём по папиной улице, а?»
И все всё понимают. Понимает и мужчина за окном, и девушка с коляской, и молодой человек, который я. Все всё понимают. Но никто не знает, как будет дальше. Коляска катится вперёд, мужчина задёргивает штору.
I
Интоксикация
Летом 2022 года я отправился на Донбасс с тяжёлым сердцем. Просто взял билет в один конец и поехал. Никуда и ни к кому. Позитивных ожиданий не было, скорее напротив. Но оставаться было невозможно. Остро давило предчувствие катастрофы. И ощущалось, как там, в краю шахтёров и металлургов, сгущается сейчас мировая история, определяя миру и мне лично дальнейшую судьбу. В этой мрачной неопределённости, тотально поглощающей все мысли, лучшее, что оставалось сделать, – оказаться внутри событий.
Когда-то я бывал в этих краях в роли репортёра собственного блога. Не столько из профессиональных перспектив, сколько из побуждения видеть правду своими глазами. Не стал изобретать нового способа и в этот раз. Лишь устроившись в Донецке, наутро поехал на самый краешек, в недавно освобождённый рабочий городок, вооружившись фотокамерой. Ловить нерв времени.
Опустевшие дома грустно взирали пустыми