Но нет! Мама, одетая в хлопчатобумажную ночную рубашку с короткими рукавами, застыла с красной телефонной трубкой в руке, освещенная бледным светом занимающейся зари. Она тоже босая. Каштановые волосы рассыпаны по плечам. Глаза большие-большие. Скулы заострились. Я никогда ее такой не видел. Эта женщина была похожа не на мою маму, а на крестьянку из деревни. Самым страшным, не знаю уж почему, было то, что она не надела тапочки. Я подбежал к ней, обнял за ноги. Из трубки доносился дядин голос.
– Небахат, ты тут? Ты слушаешь? Никуда не уходи. Я сейчас приеду. Поняла? Я уже выхожу. Пожалуйста, не надо тебе сюда приезжать.
Дядя замолчал. Из трубки послышался гудок. Ровная, бесконечная нота ля. Пииииии. Я все еще стоял, обхватив мамины ноги, и гудок мне было отлично слышно. А вот мама его не слышала, хотя и прижимала трубку к уху. Я встал на цыпочки, вынул трубку из ее руки и положил на место. Телефон коротко звякнул. Этот звук словно бы вывел маму из гипноза. Она взяла меня за руку и усадила на диван у окна, выходившего на наш разоренный сад. Небо светлело, звезды гасли, и вместе с ними гасло что-то во мне. Маме не нужно было ничего говорить. Случилось что-то очень плохое. Самое плохое, что только могло случиться.
– У Фикрета родилась дочка, – пробормотала Нур, возвращая беспроводной телефон на тумбочку. Новые телефоны уже не звякали, когда кладешь трубку. И номер не надо было набирать – вместо диска кнопки. С каждым днем мы становились все более и более нетерпеливыми. Технический прогресс, подлаживаясь под нашу торопливость, предлагал множество новых способов делать все проще и быстрее.
Я еще сидел в кровати, затаив дыхание, и теперь наконец перевел дух. Нур подтянула колени к животу. Ее голос доносился словно бы из далекой страны сна:
– Назвали ее Селин. Селин Сюхейла. В память о маме…
Ее маленькая головка утонула в самой большой и самой мягкой подушке из всех, что я встречал в жизни, – так, что почти скрылась из виду. Во время наших ночных забав Нур вспотела, и на наволочке остался след от панковской ярко-красной краски для волос, которую она привезла из Канады, где побывала прошлым летом, увязавшись за одним из своих парней. Я прикоснулся к ее шее. Нур вздохнула. Она уже снова погрузилась в глубокий сон. Если вообще просыпалась. Интересно, вспомнит она, когда проснется, что ей уже сообщили о рождении племянницы? Нур не спит по ночам, на заре засыпает, и тут ее уже не разбудишь, хоть из пушки стреляй.
Набросив на голую спину одеяло, я встал с кровати. Я – полная противоположность Нур. Если я проснусь после рассвета, ни за что снова не усну. Поскольку ночью мы трахались во всех комнатах, какие только были в доме, поиски одежды заняли довольно много времени. Было ужасно холодно, так что у меня даже зубы застучали – я ведь бродил из комнаты в комнату в голом виде. Ложась спать, мы выключили бойлер. Фрейя перед отъездом дала Нур строгие инструкции на этот счет. Газ стоил дорого. В тех комнатах, куда не заходишь,