Горловка
Город, расположенный в 70 км от Донецка. Пригороды Горловки, с его торговыми рядами, узкими улочками и зелеными парками, аккуратными насаждениями, испытали на себе всю мощь артиллерийских орудий ВСУ. Нескончаемым потоком, рассекая воздушное пространство, ракетные системы залпового огня отрабатывали приказы по мирным целям. Ужас вперемежку с непониманием, горечь, муки и телесные страдания – стали постоянными спутниками жителей города. Счастливые солнечные дни постепенно сменялись затхлыми и серыми видами подвалов и бомбоубежищ. Сгрудившись вместе, женщины и дети, старики пережидали ракетные обстрелы родного города…
Ане было чуть больше десяти лет. Прежде это была веселая и жизнерадостная девочка, мысли которой были полны детского счастья, улыбок, воздушной ваты и мягких игрушек. Ее открытое и нежное лицо, лишенное двойственности и негатива, искренне, словно лучезарная звезда, дарило свет. Своей ручкой она прижимала к себе младшую сестру Елену, которой на тот момент было пять годиков. Малышка, уткнувшись носом в бок Анны, сопела от страха.
– Мне страшно, – шептала Лена, все сильнее зарываясь в кофточку своей сестры.
Снаружи продолжали рваться снаряды, со свойственным им свистом и тяжелым гулом сотрясая стены и пороги подвала. Аня сильнее прижимала сестренку к себе, нежно гладя ее по волосам.
– Ничего, скоро все закончится и выйдет солнышко.
– Ты обещаешь?
– Конечно, – она ущипнула Лену за бок и, хихикнув, чмокнула в щеку.
Нежности и игривое расположение сестры подействовали на малышку. Она стала потихоньку забываться. На ее ангельском личике появилась улыбка.
– Хочешь Потапыча? – в руках Лены появился старый плюшевый медведь. Правой лапки у него не было, кое-где торчал поролон и порванные нитки.
– А что это с Потапычем? – спросила Анна.
– У него нет лапки, – грустно ответила Лена, – ты сможешь ему помочь?
Анна улыбнулась.
– Конечно, скоро мы его подлечим, – она оглядела глазами присутствующих.
В углу, оперевшись на трость и опустив голову, сидел дед Миша. Его сын, Паша, был в рядах ополчения. Напротив – тетя Галя, воспитательница из детского садика «Улыбка». Ее нежное, почти материнское лицо, выражало тревогу и озабоченность. Она то и дело смотрела на входную подвальную дверь, мысленно прося Господа прекратить обстрелы. Анна думала о маме и папе. Когда начался обстрел, ее мать, тридцатидвухлетняя продавщица из местной пекарни, с сотрудниками укрылась в подвале помещения. Анна чувствовала тревогу за маму, но, боясь испугать младшую сестру, не показывала вида. Отец девочек, как и большая часть мужского населения, сражался в рядах ополчения. Анна частенько представляла,