Если света нет, то что есть в мирах Единого лотоса?..
Вера знала и это. Спускаясь к нижним мирам через рытвины в жжёной траве, недрам, к пропитанным сыростью злотворным нечистотам расцвеченных ряской болот, вниз, к окаменелым останкам прежних городов – вместилищам неприкаянных, слоняющихся без цели духов, вниз, по углям нехоженых ступеней, к воротам пекла, она проникала во Тьму миров, неколебимую в своей неизменности.
Но как ошибалась Вера, думая, что Тьма – конец!.. Продолжив спуск, она увидала, что Тьма, редея, даёт новое начало густой синеве. Выйдя в тёмную лазурь, Вера узнала небо. Вниз – и крылья утонули в белых перистых облаках, а перепуганные птицы сторонились летуньи, сходящей с небосвода всё ниже и ниже. Вниз – и ступни уже сминали напоённую росинками траву утреннего луга.
И Вере стало ясно: вверху и внизу – всё одно. Но главное узнала Вера – путь, ведущий во Тьму. Она уже не раз успела воспользоваться сделанным открытием, летая туда и обратно. И сегодня она чётко представляла себе, куда отправляется и зачем.
Пушистая персиковая кошка по имени Кьяра ждала внизу. Вера потрепала её за ухом, простилась, чмокнув в нос, и на огромных белых крыльях взмыла к лазоревому небу, рассекая обманчивые лучи золочёного диска, ввысь, туда, где за густыми тучами призрачная мгла обращается в чернь.
Туда летела Вера – в стылую тьму непроглядной ночи.
Чем выше она поднималась, тем плотнее сгущался туман, тяжелели крылья под тесным давлением будто пойманного в ловушку воздуха, сложились и через миг исчезли за ненадобностью – ноги Веры ступали по упругому ковру сжатых воздушных масс.
Двигаясь наугад в провальной темноте и угрюмой тишине, Вера, как бывало не раз, искала ветер… и, как бывало, едва уловимое дуновение коснулось лица, неся с собой столь же неуловимый запах золы. Вера шла на зов пекла, кожей и одеждами впитывая вековую гарь, пока не упёрлась в ржавые перила моста, перекинутого через глубокий, дымящий огненной лавой ров.
Собравшись с духом, Вера шагнула на мост. Жалобно застонали перила, и она, сильнее вцепившись пальцами в колючий металл, вопреки обыкновению опустилась взглядом к бурлящей в возмущённой злобе огненной реке.
Змей по-прежнему был на месте – замерев под пролётом, выжидал столетьями, от скуки оплёвывая искрящей слюной ветхие опоры. Завидел Веру – раскрылись пасти на всех трёх его головах в свирепом порыве развеять затянувшееся безделье… и сию секунду разочарованно поникли: узнали… Невесомая анима летуньи с Верхнего мира, лишённая житейского груза, хоть и заставляла мученически дрожать перила, не являла угрозу опорам моста, даже вековым, с изъеденными ржавчиной заплатами и при малейшем колебании раскалённого от жара воздуха издающим заунывный треск.
«Ангел не падёт. Не в этот раз», – решил змей, и со скучающим видом поочерёдно отвернулись головы.
Вера поклоном приветствовала застрявшего в меланхолии змея, молча, вежливо, без какой-либо разницы, видит он то или нет, и ступила дальше по мосту над дикой рекой, несущей потоки бурлящей лавы.
За мостом открывались врата в Иное. Если до моста плотный мир тьмы, насыщенный непроницаемым туманом и гарью, поддавался хоть сколько-нибудь внятному описанию, то за вратами таилось непознаваемое – айсберг, неподвластный клокочущему пламени реки. Вера не допускала мысли приблизиться: Иное отталкивало ледяным холодом чужеродности и в то же время отдавало нескончаемой пульсацией жизни: да, чужой, да, необъяснимой, но очевидно превосходящей все известные её формы и древней, как сам мир.
– Приветствую тебя, Князь Сияний! – прокричала Вера во тьму Иного, стоя у незримых врат.
Она успела привыкнуть к раскатистому голосу из бездны, скрытой под вершиной айсберга, но волны звука каждый раз с той непонятной потусторонней мощью захлёстывали её, вызывая напряжение в голове и необъяснимое внутреннее сопротивление, приводящее к панике.
– Иллюстратору нечего делать, кроме как забавляться с картами?! – прогремела бездна, и Вера в который раз поразилась прозорливости того, кто существовал по ту сторону – он увидел колоду прежде, чем она возникла в руке Иллюстратора, появившись из ниоткуда.
– Взгляни! – сказала Вера, вытягивая карту и демонстрируя изображённое на ней незримому хозяину (и одновременно пленнику) бездны.
– Ближе! – велел Князь.
Вера не тронулась с места – тьма Иного сулила ужас. Вместо этого Иллюстратор золотистой кистью, так же внезапно возникшей из пустоты, начертила на карте знаки, и карта словно растворилась в золотистом ворсе замысловатого пера. И тотчас вратам бездны открылась ожившая картина, – о её эфемерности можно было судить лишь по светящимся, фосфоресцирующим контурам фигуры явленного рыцаря, грозно подъемлющего острый меч в противоход наступающим ветрам.
– Герой?.. – задумчиво проговорил Князь.
Вера тотчас ощутила, как макушку окольцевала тупая, давящая боль. Это послужило для неё сигналом отпустить воображение, позволив пиявкам морока склеить истинные мысли, обездвижив