***
Но жестокое время бежало быстрее, чем Соловейка успела поцеловать князя столько раз, сколько ей хотелось. Когда дружинники за пологом шатра перестали шуметь – нужно было уходить. Нужно было уходить, чтобы никто ничего не узнал, чтобы Журавелька не догадалась, где она была. Чтобы никто никогда не догадалась, от чего у неё между ног так странно болезненно и вместе с тем приятно ныло. Разорванной рубахой она отёрла с ног смесь красного и белого…
–– Так вот чего хотел жрец в День урожая… – удивлённо протянула она, взглянув на князя. Он накинул на себя длинную, мужскую рубаху, спрятав под неё все следы их любви.
–– Теперь ты моя дева, – строго сказал он, меж бровей его снова появилась продольная морщина. – Отныне любой, кто решит на тебя своё молоко пролить – супротив князя пойдёт. Любого заборю, хоть воина, хоть княжича, хоть какого царя-дурака заморского.
Соловейка снова покраснела, хотя куда уж ей краснеть-то после стыда, в которое она этой ночью окунулась. Хоть князь и говорил, что нет никакого стыда, но она-то знает. Она-то слышала эти шепотки про Журавельку. Неужели у них с Корьяном было… так?
Князь первый вышел за полог шатра, а потом поманил и её, чтобы она бесшумной белкой проскользнула мимо притихший дружинников. Костры везде горели, разбавляя посеребрённую снегом ночь. Было еще очень поздно, ночь едва-едва вспоминала, что где-то бредёт утро. Плотнее завернувшись в шубу, Соловейка с трепетом чувствовала, как внутри мех мягко обволакивал её голое тело, прилипал к бёдрам внутри, ласкал грудь так, что она становилась острой и тяжелой, как под рукой князя. Хотелось быстрее дойти до девичьего шатра и спрятаться, чтобы всё-всё-всё это снова пережить самой с собой.
И когда Соловейка уже увидела отблеск костра на их поляне, а до шатра оставалось каких-то десять шагов, на едва протоптанной в снегу дорожке появился Аяр. Он так неожиданно вышел из темноты за ближайшим деревом, что Соловейка вскрикнула. Тот удивлённо остановился, узнав её по голосу, а потом подошел ближе и она увидела, какое у него было потрясённое лицо, даже в темноте, разбавленной только светом звёзд и отдалённого костра, она увидела, что он очень бледный и будто бы потерянный.
–– Соловейка, как ты здесь оказалась?.. – едва справившись с собой, сказал он, но тут же забыл собственный вопрос. Аяр странным взглядом оглядел её шубу, разметавшиеся по меховому воротнику незаплетённые волосы. По плечам его пробежала судорога.
Соловейку снова бросило в жар. Что братец тут делает среди ночи? От чего он так смотрит на неё, будто что-то хочет сказать, но ему больно? Неужели он всё знает?.. Она даже отступила