Мне не сказали о ее смерти. То ли боялись за мое состояние, то ли не захотели тратить деньги еще и мне на дорогу. Узнала я уже потом, когда приехала на каникулы. Удивительно устроена наша память: сейчас, сидя на диване в больнице, я могла как будто дотянуться рукой до тех воспоминаний.
Отчаянно хотелось плакать, но память об Ольге будто дала мне сил. Я вернулась в палату. Анжелика тихонько сопела, на ее губах играла улыбка. Я гладила ее мягкие пушистые волосы. «Мы со всем справимся», – уже без слез подумала я, свернулась клубочком на краешке кровати и уснула тревожным сном.
Из больницы нас выписали ровно через двадцать один день. Согнутые в коленках и разведенные в стороны ножки фиксировал гипс, который начинался от пояса и доходил до щиколоток. Лишь небольшой вырез для памперса и немного пространства у пояса. Весил этот гипс больше, чем Анжелика. От бессонных ночей, плохой еды и стресса я потеряла ощущение времени. Вернувшись домой, я не испытала радости, лишь слабое облегчение, что теперь я могу спать, вытянувшись в полный рост.
Анжелика быстро освоилась с новым положением, начала ловко ползать на руках, подтягивая то одну, то другую сторону гипса. Несмотря на все мои ухищрения, за три месяца гипс из белого превращался в почти черный, запах имел отвратительный, потому что полноценно искупать дочь не представлялось никакой возможности. Вскоре Анжелика научилась раскачивать кроватку самостоятельно, упираясь ступней в стену. Легко скользя по линолеуму, кровать выезжала на середину комнаты, и из-за занавески, которая у нас была вместо двери, выглядывало счастливое лицо дочери.
Днем я укачивала Анжелику и быстро бежала на остановку, где стоял хлебный киоск. Продавщица приветливо улыбалась мне, как старой знакомой. Иногда, если покупателей было мало, мы перекидывались несколькими фразами. Приходя домой, я неизменно ставила чайник на плиту и доставала из пакета наисвежайшее пирожное медовик. Это была моя маленькая тайна, то, о чем не знал никто. Такой торт я любила есть у жены папиного брата, который вместе с бабушкой помог мне закончить институт.
А спустя несколько месяцев Таня привезла мне письмо. Она поступила в институт на два года позже нас и жила в нашем блоке. Поэтому, увидев письмо, адресованное мне, решила приехать его передать. Мы мало общались с Таней в пору моей учебы. Сейчас я была рада видеть ее. Худая, угловатая блондинка – всем видом она как будто отрицала свою принадлежность к женскому полу. Глаза ее были необыкновенного ультрамаринового цвета. Одевалась Таня всегда в брюки или джинсы, коротко стриглась. Много курила и, выпивая, не давала спуску в споре никому. Я часто удивлялась, как с такой подростковой заносчивостью она еще не попала ни в какую неприятность.
Сердце радостно подпрыгнуло, когда я взяла в руки письмо. На конверте, в строчке «от кого», я увидела написанное