Даже сквозь ткань я чувствовала жар его касаний.
– Видели ли вы сегодня ван ден Хейфеля, или там был ван ден Вельден?
– Ван ден Вельден болван. Но ван ден Хейфель, прежний глава колонии, снят с должности. Сейчас ее занимает ван Схейленбюрх, но голландцы слишком беспечны. Колония отойдет англичанам.
– С этими делами вы хотели разобраться, когда покидали меня?
Он поджал губы, потом прикусил нижнюю.
– В числе прочего. Необходимо знать, куда дует ветер.
– Здесь он не слишком дует. Воздух чересчур сухой.
Он накрутил прядь моих волос на палец.
– Тебе стоит носить локоны распущенными у лица. Это еще сильнее подчеркнет глаза.
Он взял меня за руки, и мы закружились в аллеманде.
– Мы похожи, Долли.
– Как зеркало, Келлс?
– Да, только ты лицевая сторона стекла, чистая поверхность. А я прячусь за амальгамой.
– И потому мы оба сияем.
Келлс быстро закружил меня, и я упала в его объятия.
– Не думай, будто я благородный. Ничего подобного. Известно, что я все делаю в собственных интересах.
– Вы мужчина, это ожидаемо.
– Мер Бен не ждала этого от меня. Она всегда хотела, чтобы я стал лучше.
Его дружба с моей старой дамфо была столь же крепкой, как моя, и, может, сильнее. Должно быть, он скучал по ней.
– Вы лучший из мужчин, которых я знаю.
– Ты просто мало кого знаешь. – Со вздохом он наклонил меня, и наши лица оказались рядом.
Его ореховые глаза с божественными ресницами обжигали как пламя.
– Долли, я должен объясниться. И хочу принести тебе извинения.
– Спасибо, что заботились обо мне, пока я болела.
Он снова прикусил губу, отчего морщинки стали ярче и розовее.
– Раз я прощен, не стоит искушать судьбу. Нужно отослать тебя в твою комнату, и ты останешься нетронутой, незапятнанной моим желанием.
Пришел час: теперь или никогда заявить на Келлса свои права – или быть проклятой за свои страхи всеми рабами Обители.
Я положила его руку себе на грудь, позволяя ощутить полноту, что дали мне годы и материнство.
– Вот, теперь вы меня коснулись. И что же нам делать?
Он рассмеялся, легко и негромко, но руку не убрал. Лишь сжал крепче. Мизинец проскользнул в петельку пуговицы и ощупал мою кожу, словно я была упакованным в сверток подарком.
Эта ласка вызвала в моей душе беспокойство. Он гладил мою плоть нежно, и я сделалась точно бутон лотоса, что вот-вот откроется.
Келлс продолжал расстегивать пуговицы, пока я не начала задыхаться.
Он наклонил голову и прижал к моим губам требовательные губы. На языке у него остался вкуса вина, ягодного и терпкого. Я могла бы опьянеть от его поцелуев.
– Еще, Козевельд, еще.
Он отодвинулся и усмехнулся.
– Только Мер-мер звала меня так.
– Возможно, потому, что с ней ты был самим собой.
Он на миг, на краткий миг закрыл глаза. А потом крепче обнял.
– Нет,