Для русского правительства особое значение должны были иметь сведения, доставленные в июле 1656 г. возвращавшимся от Карла Густава и проезжавшим через места будущих военных действий Назарием Алфимовым. Он сообщил, что к М. Делагарди пришли офицеры армии и заявили, что «служить, де, им королю не с кем», так как их солдаты погибли в боях в Жемайтии. В ответ на это, по его словам, граф Магнус заявил, что «служилых людей взять негде», а рижские горожане заявили, что не намерены защищать город от русских войск». «И он, де, граф Магнус, – заканчивал Н. Алфимов свое сообщение, – хочеть бежать за море, корабли, де, у него готовы»[357]. Все эти сообщения должны были вызывать надежды на быстрое и успешное окончание похода на Ригу.
Надежды эти могло укрепить только знакомство с грамотой Карла Густава, которую привез Н. Алфимов. Конфликт с Россией ставил Карла Густава после неудач при попытке подавить восстание на польских землях в трудное и опасное положение, поэтому он приложил усилия, чтобы избежать столкновения.
По-видимому, понимая, что именно позиция шведской стороны по вопросу об установлении границ привела к резкому охлаждению русско-шведских отношений, он сообщал, что Магнус Делагарди и «великие» послы получат все полномочия «для подлинных рубежей розводу с вашими царского величества бояры и думными людми»[358]. Король обещал провести расследование и наказать виновных в пограничных столкновениях: «И будет то сыщетца подлинно, и им наказание учиним – безо всякие нашиє… милости». Он сообщал, что полковник Волакс наказан и отстранен от должности[359].
Как представляется, в сложившейся ситуации документ должен был быть воспринят в царской походной ставке как свидетельство слабости противника. Вместе с тем, поскольку полковник Волакс был только отстранен от должности, а членов Таллинского магистрата за ущерб, нанесенный «государеве чести», король казнить отказался[360], у царя и его советников появилась «законная» причина для ведения