– Столь необыкновенно для него… – задумчиво протянула я. – Он нездоров?
– Нет, что вы, Господь, помилуй! – вздохнула Катарина, перекрестившись. – Я тщательно слежу за его самочувствием и распорядком: сами знаете, что он порой и отобедать-то забывает. Заверяю со всей совестливостью – синьор Романо в добром здравии, однако последние дни что-то смурной ходит…
Хм, вот и мне показалось, что давеча в воскресенье он был где-то далеко мыслями и должным образом не поддерживал разговор. Внутренний голос подсказывал, что отец о чём-то глубочайше размышлял. Что же могло столь сильно потрясти его?
Поблагодарив Катарину, я прихватила с собой кожаный кошель и, покинув виллу, неспешным шагом направилась давно заученной дорогой на пьяцца, где поблизости, прячась во множестве обманчивых тупиков и закоулков, располагалась лавка торговца Пинхаса.
Миновав довольно мрачную подворотню, я вышла прямо на суетливую Виа Ректа, недавно обустроенную для удобства проезда богословов к храму святого Петра. Мельтеша по каменной брусчатке и изнывая от беспощадного зноя, я наблюдала, как мимо меня проходили местные ремесленники и вереницы устремлённых к Ватикану паломников со всех уголков света, и старательно запоминала их лица, различия в одеждах, жестах и походке, которые затем отразила бы на холсте. Эта улица представляла для меня настоящую кладезь образов… Как и сам Рим во всей пёстрой красоте, что являлся моим главным вдохновителем. Моим нескончаемым творческим источником.
Внезапно в потоке промелькнула лавка с дивной красоты платками, вышитыми красной нитью. Впечатлившись изяществом, я немедля остановилась в желании приобрести себе один из них. И пока я протягивала монету, дабы расплатиться, непонятное ощущение заставило моё тело замереть… Прямо-таки поразительное, ни с чем не сравнимое чувство, ибо мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы поблагодарить женщину и забрать у неё сложенный платок. Может быть, это из-за жары?
Согласившись с собственным предположением, я решила не продолжать путь под солнцепёком – вернее было свернуть на соседнюю улицу, ища тени и прохлады. Узенькая улочка предстала совершенно пустынной: как и прежде, этот клочок Рима всегда был малолюден. Но душный воздух и здесь не уберёг от жара. Он оказался еще разгорячённей, чем на залитой слепящим светом Виа Ректе. Даже порыв обманчивого ветерка, подувший в лицо, мне не помог.
Ускоряя шаг и не давая себе оглянуться, я направилась дальше, крепко сжимая новоприобретение в поисках мнительного успокоения. Чувство, пробуждающее тревогу в сердце, не покинуло меня, внушая чудовищную мысль: словно кто-то неустанно шествует за мною по пятам, украдкой продолжая тот же путь.
Наконец преодолев