– Печальна твоя участь, полная лишений, – протянул он. – Как жестоко, что Господь не снизошёл до столь прекрасной девы. Но помимо него тебя слышит кое-кто другой… – неожиданно нависнув над ней, произнёс тихо Люцифер. – Скажи, чего же ты желаешь?
В одночасье в глазах девушки появился проблеск, и она молвила так скоро, словно давно лишь об этом и мечтала, и ни одно слово не застряло у неё в зубах:
– Избавиться от бремени нищеты и беспомощности!
– Хм, твоё желание легко исполнить… – немного поразмыслив, заключил он. – Но готова ли ты, к чему так отчаянно стремишься?
– Да, синьор! – воскликнула в страстях Коньятти. – Я уверена! Я имею право не меньше остальных!
Искуситель, явившийся к ней, был столь понимающ, словно сам знал не понаслышке, как бывают тяжелы и докучливы превратности судьбы. Здравый рассудок Коньятти легко уснул под ласкающими комплиментами Люцифера.
– Какая самоуверенность, – ухмыльнулся мужчина. – Это похвально! Ты получишь то, о чём мечтаешь, дорогая. Сегодня день твоего перерождения, и в честь оного все будут знать тебя под новым именем…
Люцифер встал перед ней, в приглашающем жесте протягивая руку, и в его глазах девушка узрела алое соцветие, притягивающее своим кричащим блеском. Манящее искушение овладело Коньятти; она протянула мужчине свою ладонь, готовая согласиться на всё, лишь бы перестать влачить столь печальное существование…
– Восприми духом, прекрасная Империя!
Глава 1. Исповедь
Несмотря на раннее утро, солнце одаривало каждого – и спящего, и бодрствующего – немыслимым теплом, подкрадываясь даже к самым тенистым уголкам. И атриум родной виллы никогда не был исключением: теряя последние жемчужины прохлады, он напоминал о начале нового дня. После нескольких недель нескончаемых дождей, досыта напоивших пыльную землю, прямо под окнами заблагоухали душистые нарциссы, весело пляшущие нежно-жёлтыми лепестками под радостный напев ветра. И сегодня, пробудившись после крепкого сна, я почувствовала густой аромат мимозы, возвещающей об окончательной готовности природы к встрече с весной, схватившей вожжи правления в этом году особенно яро и уверенно.
Стоя у своей кровати с пышными атласными балдахинами цвета молодой травы, я старательно упиралась руками о деревянную резную стойку, пока Катарина – служанка, единственная получившая благосклонность бывать в хозяйских покоях – утягивала корсет моего верхнего платья из синего бархата с глубоким декольте, прикрытым вставкой из бежевого шёлка. Этот день никоим образом не должен был отличаться от остальных: сперва скромный завтрак, потом непродолжительная прогулка по городу с обязательным посещением лавки достопочтенного синьора Пинхаса, а после – укрыться в уютной мастерской, продолжив работу над картиной вплоть до самого отхода ко сну.
– Я окончила, синьорина, – с гордостью заявила Катарина, оглядывая проделанную работу. – Какая же вы