Нельзя
Стихотворенья
Закончить.
«Болевший от зимы до лета, он удивился…»
Болевший
ОТ ЗИМЫ
до лета,
он удивился,
как женщины
бельё под солнцем вешали,
и пот от солнца
по рукам струился.
Он пропустил весну
в бреду,
и непривычно,
что выросли плоды,
а белые цветы
весною отцвели
и зря их на деревьях ищет.
Хотя к нему
входили
в дом,
но только частью
вносили лица,
загоревшие на солнце,
но даже частью
не могли
внести разливы
и только через шторы —
новенькое солнце.
И вот он удивился
мальчику худому,
бегущему,
цветущему,
красивому.
Он так стыдился
и отворачивал голову,
когда прошёл по пляжу
полуголому
и для него
сегодня
непривычному.
Ведь это очень трудно —
летом зреть для лета
и всё прозреть
и видеть так, как надо.
Он, проболевший от зимы
до лета,
он пропустил,
как выносилась
бельевая ванна.
«Она будет фифа…»
Она будет фифа,
потому что сам ты
азартный.
Белая и милая,
из ваты,
чернила и бумаги,
потому что сам ты – поэт,
стиляга
с рубашкою в два цветочка.
А фифа мяукнет поэту вослед,
задобрит сразу,
подарит пива шипучую бочку.
«Говорили девчонки…»
Говорили
девчонки:
«Любовь голубая,
нежность – голубая,
верность – тёмная…»
А дороги крутили
велосипеды девчонок,
и осень, наметая,
на нас налетала.
«Мы вам скажем, —
говорили девчонки, —
почему красивые
у нас глаза,
почернее сажи;
скажем однажды,
только осень выметет
до ноября».
Грустное небо
говорило:
«Верьте!»
Облака говорили:
«Мы правду знаем.
Голубого цвета
любовь
и нежность.
И даже верность,
и та – голубая».
Но рыжей осени
я поверил,
небу не верил,
девчонкам не верил.
Но осени пёстрой
впервые поверил,
навечно поверил
и не проверил.
Только с вышки,
которая за дорогой
на горы смотрит
в красный лес,
я видел снова
рыжие просторы,
и это было
намного сильней
голубых небес.
А девчонка
в вязанной кофточке
и девчонка
с голубыми