– Мы не можем этого знать. И я хочу верить в обратное.
– Очень скоро мы убедимся в этом.
– Откуда в самом деле ты все это взяла про Ленина? Сама придумала или где–то начиталась?
Катя замерла у ручья, стеклянными глазами она глядела на кристально чистую воду, журчащую и переливающуюся в лучах солнца беспокойными самоцветами у самых ее ног. На старых неровных пнях мягким ковром стелился снаружи мох, а под водой – тонкий слой водорослей. Она как будто не услышала мой вопрос и думала о своем.
– Как это все просто у тебя… на словах, – наконец сказала она, и я понял, что Катя все равно не согласна со мной, даже если не находит доводов против моих последних слов, даже если не говорит об этом прямо, а не говорит лишь оттого, что избегает ссор.
Но это я так полагал, любуясь изгибами ее спины, которая даже сутулой казалась мне прекрасной: наверное, потому что так глубоко и бесповоротно был влюблен. Катя будто приковала меня незримой цепью к себе и не отпускала: так ощущал я свою связь с ней – она вела, а я был ведомым, она не зависела от меня, от моих настроений и выпадов, а я зависел от нее целиком и полностью. Временами я делал вид, что не завишу от нее, что способен существовать отдельно от нее, обижался, не звонил, но и она не звонила тоже, и еще до того, как дрожащей рукой и потными пальцами я набирал ее имя в своем телефоне, я уже верно знал, что обманываю себя, и что я не буду знать покоя, пока не буду обладать ею.
Но как, как это было возможно? Ведь она так часто твердила мне, что мы слишком разные, и что нам не суждено быть вместе, и лучше мне не звонить ей! Она могла неделями сказываться занятой, то ссылаясь на гастроли, то на экзамены, то еще бог весть на что, а затем вдруг сдавалась и соглашалась встретиться.
Это был один из тех заветных дней, когда она удостоила меня своим вниманием, с горькой усмешкой думал я про себя, однако и этот восхитительный день я, кажется, умудрился испортить своей несдержанностью и болтливостью.
– Знаешь, Саша, я дивлюсь тебе: за что ты меня терпишь? Ведь знаешь, что мы несовместимы, что у нас нет будущего. Так зачем опять зовешь на свидание?
Катя подняла свой очаровательный взгляд на меня, и я застыл под действием его, немного изумленного, спокойного, глубокого и умного, и в то же время чистого, лишенного всякого лукавства и кокетства.
– Разве это свидание? – я попробовал отшутиться, – ведь никто не целуется и не обнимается.
И тут же сделал шаг и притянул ее к себе, чтобы поцеловать и обнять, но если объятие было еще теплым, то поцелуй вышел совсем натуженным. Так бывает, должно быть, когда тот, кого ты боготворишь, не излучает никакого чувства. Катя отпрянула от меня; лицо ее по–прежнему было совершенным выражением холодности и отстраненности.
– Прекрати. Как это возможно, чтобы мы были вместе?
– Ты хочешь, чтобы я сказал