– Его называли самым безобразным человеком в Италии, – Джулиано словно угадал мысли девушки. – Но стоило моему отцу захотеть – и он мог расположить к себе любого. Примером тому служит его поездка во враждебный Неаполь вскоре после гибели дяди. Когда мой отец явился туда, то изумил короля величием своей души, ясностью ума и мудростью суждений. Тогда Ферранте I окружил его ещё большим почётом и стал подумывать о том, как бы заручиться дружбой такого человека вместо того, чтобы иметь его врагом.
Услышав шорох за своей спиной, девушка невольно вздрогнула и обернулась. В это время из-за шкафа вышел худощавый седой человек лет шестидесяти в красной шапочке и такого же цвета накидке.
– Ты здесь, Марсилио? – удивился сводный брат Лоренцы.
После чего представил того своим спутницам:
– Сэр Марсилио Фичино, врач и каноник Сан Лоренцо.
– Хочу заметить, что я предоставил другим заниматься медициной, ибо в наше время это стало опасным занятием, и не проповедую ничего, кроме учения Платона, – меланхолично добавил Фичино.
– В самом деле, я забыл упомянуть, что Марсилио является последователем этого философа, – улыбнулся юноша.
– Я читала речи Платона, – сообщила Лоренца.
– Рад встретить интерес к нему в столь юном создании, – вежливо отозвался каноник.
Вспомнив о письме донны Марии, в котором та нежно упрекала её как раз за отсутствие интереса к древнему философу, девушка слегка смутилась и тут же дала себе слово ещё раз перечитать Платона. К счастью, в это время Джулиано спросил у Фичино:
– Что ты делаешь здесь один, Марсилио, когда все развлекаются?
– Ищу трактат Аристотеля для монсеньора Джованни.
– Скажи, сэр Марсилио, а почему ты считаешь, что профессия врача стала опасной в наше время? – поинтересовалась вдова.
Каноник переглянулся с сыном Великолепного.
– Марсилио имел в виду лекаря, которого Пьеро бросил в тюрьму за то, что тот не смог вылечить нашего отца, – нахмурившись, ответил за него Джулиано.
Не успела донна Аврелия снова открыть рот, как в библиотеку вошли ещё двое мужчин. Младшему из них, одетому с изысканностью светского щёголя, было где-то около тридцати. Концы длинных рыжих волос незнакомца были тщательно завиты, а брови выщипаны, согласно последней моде, предписывавшей это не только женщинам, но и мужчинам. Приблизившись к Лоренце, он с юношеской пылкостью воскликнул:
– Позволь твоему рабу преклонить перед тобой колени, о, самая прекрасная из королев!
– Не правда ли, Анджело, что она – само олицетворение юной Венеры? – добавил незнакомец, обращаясь уже к своему приятелю:
– Согласен с тобой, мессир. Я с удовольствием прошёл бы с ней по извилистым путям наслаждения, – развязно произнёс его горбоносый спутник, в котором Лоренца