– Поживем – увидим.
– И то правда. – Тут Руби округляет глаза, словно ее осенило: – Может, парня себе найдешь?
Какая же она все‐таки паршивая актриса. Только имбецил поверит, что эта мысль забрела Руби в голову только что.
– Ну а что, – щебечет кузина, – ты ведь давно ни с кем не встречаешься. Нельзя жить одними воспоминаниями.
Атмосфера в столовой сгущается. Все смотрят на меня, ожидая реакции, потому что прекрасно знают, как закончились мои предыдущие отношения.
– Тяжко, наверное, когда дома никто не ждет и радостью поделиться не с кем, – продолжает кузина. Каждое ее слово сочится притворным сочувствием, точно желчью.
– У нее есть мы, – холодно отрезает Ада.
Я машинально оглядываюсь, удивленная таким активным заступничеством. Руби тоже этого не ожидала, и я краем глаза замечаю, как она демонстративно расправляет плечи, готовясь к атаке.
– Вообще‐то, Элоди почти уже почти двадцать девять, а изданная книга – это все‐таки не живой ребенок, – изрекает она ласковым тоном эдакой мудрой матери-природы, поглаживая огромный живот. Правда, впечатление портит едва заметная ухмылочка. – Книга не подарит тебе такой безусловной любви.
Повисает неловкая пауза. Ада отчего‐то напрягается, и я подозреваю, что шпилька Руби, предназначавшаяся мне, зацепила и сестру. Мягко говоря, замечание кузины прозвучало нетактично. А если называть вещи своими именами – просто мерзко.
Совершенно неожиданно для себя я заявляю:
– Не уверена, что хочу детей. Видишь ли, моя вагина устраивает меня в ее исходном виде. В смысле, когда она не слиплась с анусом.
Неловкая пауза перерастает в гробовое молчание.
Руби кривится, словно лимон надкусила. Ада, выпучив глаза, судорожно поджимает губы, стараясь не расхохотаться в голос. И пусть за прошедшие годы между нами выросла огромная кирпичная стена, может быть, сейчас мне удалось вытащить оттуда хоть один кирпичик. И теперь мы с сестрой сможем хотя бы видеть друг друга.
Не говоря ни слова, Руби поворачивается и демонстративно ковыляет обратно к мужу.
Я почти уверена, что Ада уйдет следом, – но сестра остается рядом со мной, ехидно улыбаясь. Но прежде чем она успевает открыть рот, к нам подходит Джек:
– Моя мама хочет с тобой поговорить.
Покосившись на него, Ада поворачивается ко мне:
– Иди выясни, чего она хочет.
Затем она снова переводит взгляд на моего друга – суровый и стальной. Может, после смерти Джеффри Джек и изменился, но мнение Ады о нем осталось прежним. Прошло уже немало времени, но сестра до сих пор считает, что он плохо влияет на меня и сбивает с истинного пути. В присутствии посторонних они общаются вежливо и доброжелательно, но взаимная неприязнь нет-нет да проскакивает.
Джек берет меня за руку и уводит прочь. Я успеваю оглянуться через плечо – Ада смотрит мне вслед, но по ее лицу невозможно понять, о чем она думает.
Мама